Скелеты в шкафу - стр. 7

Однако Гитлеру вскоре после начала лечения у Морелля действительно стало лучше, например, зажила давно мучившая его экзема на ноге. Поэтому Гитлер окончательно уверовал в гениальность своего врачевателя и запретил всякую критику в его адрес. Обычно Гитлер умел подчинять окружающих своему влиянию, на этот же раз все вышло наоборот.

Табличка на двери частной приемной Морелля гласила: «Доктор Тео Морелль. Кожные и венерические заболевания». Так кем же в действительности был Морелль? Во всяком случае, он не был совсем уж шарлатаном, тем более что, по его словам, он в свое время учился у знаменитого бактериолога Ильи Мечникова (6). Но как бы там ни было, его рискованное лечение с использованием биологически активных добавок, по-видимому, подорвало организм Гитлера и сделало его медикаментозно зависимым. Недаром в последние месяцы, и особенно недели, в 1945 г., когда Гитлер уже не имел возможности пользоваться препаратами Морелля, он очень быстро превратился в трясущуюся развалину.

Всю жизнь Гитлер, подобно до него кайзеру Вильгельму II, мечтал увидеть Париж. В отличие от Вильгельма, он его увидел, но поездка эта была весьма необычной. Она состоялась летом 1940 года, вскоре после разгрома Франции. Это не был официальный визит, напротив – Гитлер отправился в Париж инкогнито, захватив с собой лишь очень небольшую свиту. Первым делом он посетил парижскую Оперу. Это помпезное, перегруженное декоративными деталями, но вместе с тем роскошное здание, построенное архитектором Шарлем Гарнье во времена Второй империи, особенно привлекало его. Гитлер сам выступил в роли гида, хотя никогда прежде там не был. Во время осмотра он спросил у сопровождавшего их служителя, куда делся салон возле сцены. Выяснилось, что его замуровали. Оказалось, что Гитлер по чертежам тщательно изучил здание уже давно. Однако, несмотря на свое восхищение Оперой, он приказал снять бюст композитора Мендельсона, поскольку тот был евреем. При этом произошла «накладка». Рабочие, которые должны были снимать бюст, поинтересовались, который из них Мендельсон, поскольку никаких подписей не было. Им ответили: «Тот, что с самым длинным носом». В результате был снят бюст… Вагнера, любимого композитора фюрера.

Посетил Гитлер и Дом Инвалидов, где надолго застыл над саркофагом Наполеона. Уже покидая город, в аэропорту, Гитлер сказал Шпееру: «Увидеть Париж было мечтой моей жизни», а потом добавил: «Разве Париж не прекрасен? Берлин должен стать еще прекрасней. Раньше я часто задавался вопросом, не следует ли разрушить Париж, но когда мы доведем до конца строительство в Берлине, Париж станет не более чем тенью. Так ради чего разрушать его?» От таких рассуждений Шпеер поежился.

Реконструкция Берлина, Мюнхена и Нюрнберга и некоторых других немецких городов давно занимала Гитлера. «Берлин большой город. Большой, но не мировой. Вы только взгляните на Париж. Или даже на Вену! Это города с большим размахом. Нам надо переплюнуть Париж и Вену».

Пожалуй, именно в планах реконструкции Берлина, как ни в чем другом, наглядно проявилось все безумие, авантюризм и мания величия, свойственные нацистскому, и вообще тоталитарному режиму. Она приобрела форму гигантомании. «Переплюнуть» Париж предполагалось в основном размерами и объемами. Так, если Триумфальная арка в Париже имеет высоту 50 м, то арка, которую предполагалось воздвигнуть в центре Берлина, должна была иметь высоту в 120 м, длина же ее должна была составить 170 м. Центральный вокзал должен был иметь стальной каркас, обшитый медными листами и иметь четыре уровня. Задача аналогичная – переплюнуть нью-йоркский Гранд-Сентрал-Терминал. Привокзальная площадь должна была иметь в длину 1000 м и быть обрамлена трофейным оружием. Когда отец Шпеера, проектировавшего все это, посмотрел на макеты, он смог только ошалело пробормотать: «Безумие, да и только».