Сказы Ра - стр. 3
Господин в кресле надкусил яблоко и взглянул на меня. Я забыл, что собирался ему сказать. Подошел рыжий кот и потерся о мою ногу.
– Я слушаю вас, сударь, – сказал господин, продолжая жевать яблоко.
– Это несправедливо! – наконец я очнулся.
– Что именно?
– Вы отбираете жизнь у одного из нас, неизбежно обрекая оставшихся на вечные мучения, – мой голос звучал глухой скороговоркой, как у механической куклы.
– Думаю, вы не имеете представления ни о вечном, ни о мучениях. – господин оставался невозмутимым.
– Я не знаю как там у вас все устроено. Я не могу с вами спорить. Но почему именно она? Почему именно эта женщина должна была уйти? Ведь она любит и любима. Это же несправедливо! – Чувства кипели и клокотали где-то внутри меня, но я не мог их выразить. Мой голос не принадлежал мне.
– А вам не приходило в голову, что кажущаяся несправедливость может быть составной частью высшей справедливости, так же как ложь может быть составной частью правды. – он продолжал нести какую-то чушь.
– Но где же нам найти выход, – мои слова терялись в воздухе, как вода в песке.
– А кто вам сказал, что это тупик?
Господин выбрал самое большое яблоко и начал есть с громким хрустом. Яблоко было очень сочным. Лицо господина было гладко выбрито. Сок стекал по полным щекам крупными каплями. Пламя камина освещало комнату, и капли казались красными.
– Кто хочет самое большое яблоко? – спросила W, и я очнулся. Вокруг шумела самая банальная вечеринка.
Дурацкая привычка задумываться в гостях. Внезапно о чем-нибудь спрашивают, и ты не знаешь что ответить и где находишься. Чувствуешь себя очень нелепо. Но сейчас я вдруг вспомнил, что было дальше. От яблока все отказались и W его съела сама. Самое большое и красное яблоко.
Я отобрал у нее яблоко и разрезал на три равные части.
Капли крови на ладони я незаметно вытер.
Круг перемещений
Едва лишь карета въехала во двор монастыря, как ворота сразу же закрылись. Герцог вышел из экипажа и в сопровождении послушников ступил под таинственные своды обители. Его дорожный костюм был достаточно сер и неприметен, но среди черных сутан даже он казался карнавальным нарядом. Герцога долго вели по темным, узким коридорам и, наконец, оставили одного в тесноватой келье с пыльным низким потолком и грубой, тяжелой мебелью. Молчаливый монах принес еду, которая оказалась вполне приличной на вкус, и графин красного вина.
В стенах аббатства время всегда текло слишком лениво. Герцог давно избавился от желания подгонять его. Но сейчас затянувшееся ожидание и нарочитая медлительность монахов начали раздражать его.
Наконец, подбирая длинноватую сутану, в келью вошел худой монах с бледным желтоватым лицом, вызывающие невольное сострадание и желание спросить о здоровье.
Монах присел на лавку у самой двери, словно намереваясь в любую минуту выскочить за порог или позвать на помощь.
– Нам известна цель вашего визита, – заговорил монах достаточно громко для своего слабого телосложения. – К сожалению, монсеньор болен и не сможет говорить с вами лично. Он поручил мне дать вам необходимые разъяснения.
Герцог снисходительно кивнул. Ему было проще разговаривать с этим монахом, нежели с самим аббатом.
– Говорил ли что-нибудь осужденный перед смертью? – задал герцог свой первый вопрос.
– Да, ваша светлость.