Сказочник - стр. 7
Мыслей не осталось, было только желание бежать, укрыться от страшной черноты. Ийлур попытался нащупать ногами землю – не получилось. Его бережно «несли» к открывшемуся шире провалу. Также бережно, как сладкоежка подносит ко рту редкую сладость.
Дар-Теен бестолково бултыхался в киселе, как муха в паутине; он даже не пытался разобраться – а что, собственно, происходит – и каким образом он из постели угодил в воплощенный кошмар.
«Боги, да это же… Флюктуация!» – вдруг осенило его.
Самое страшное, что вообще можно было придумать. Странные и смертельно опасные явления, происходящие на границе живого и мертвого, на стыке двух миров – того, что продолжал жить, и того, что медленно уходил в небытие.
«Но это невозможно!» – вопил в душе кто-то маленький и жалкий, – «я не хочу!..»
И сознание, заартачившись, отказалось принимать все происходящее за действительность.
Дар-Теен со злостью укусил себя за руку, на глазах от боли выступили слезы – но он не проснулся… И ничего не изменилось.
Причмокивая, разинутая пасть бездны ждала его.
«Но Эристо-Вет! Боги, как же я без нее?!!»
Но когда липкий и холодный мрак сомкнулся над головой Дар-Теена, и вопль отчаяния затих, словно впитавшись в кромешную тьму, ийлур внезапно ощутил чужое прикосновение к шее.
Тонкие горячие пальцы осторожно скользнули за пазуху, на груди что-то тихо захрустело – и после этого наступила тишина. Безмолвие вечности.
Глава 1. Гнилые топи
Гнилые топи были плохим местом. Злые, истосковавшиеся по крови комары, ржавые лохмотья мха, одевшие кривенькие деревца, сочная травка под ногами – вот вам и все.
Что до обитателей этого восхитительного уголка Эртинойса, то их водилось здесь немного. Даже не водилось: забредали они со стороны и, единожды попав в трясину, возвращались в поднебесье уже другими. Без памяти, с единственным желанием кого-нибудь сожрать. Гнилые топи, одним словом…
Шеверт подбросил в костер сырых веток. Тотчас же повалил едкий, выжимающий слезы дым; потом дровишки подсохли и занялись веселее – к склонившимся черным стволам рванулось пламя, обожгло дыханием промозглую ночь.
– Ого, хорошо как горит, – глубокомысленно изрек Топотун.
Он сидел на корточках по левую руку от Шеверта, протягивая к огню большие, похожие на лопаты, руки.
– Точно, хорошо, – согласился Миль, – если бы еще скалозуба подстрелить, то стало бы еще лучше.
Этот стоял по правую руку от Шеверта, выстругивая из толстого сука острый кол. Таким можно было и упыря забить, одного из тех, что нет-нет, да встречались в Гнилых топях.
– Ты же знаешь, скалозубы водятся только в пещерах, – тихо, с легкой укоризной заметила Андоли. Она подсела ближе к огню и протянула ладони к пляшущим язычкам пламени. В багровом свете ее руки казались совсем тонкими, почти прозрачными и вызывающими жалость.
Над поляной воцарилось молчание. Лучшие воины всегда немногословны. Тем более, воины, только что выполнившие опасную миссию.
Шеверт хмуро оглядел команду. Три кэльчу и одна…
Топотун получил свое прозвище за изумительную способность громко топать даже в самых серьезных обстоятельствах. Ну что поделаешь? Походка у парня была такая. Да еще ноги большие, и руки – тоже. Сам Топотун вырос на голову выше среднего кэльчу, немного косолапил и сутулился, словно стеснялся своего роста. Костяные чешуйки на голове, по воле Покровителя заменившие кэльчу волосы, казались вечно вздыбленными, как будто их хозяин постоянно пребывал в ярости, косматые брови срослись на переносице, широкий лоб украшал рваный шрам, отметина в память о драке с