Сказочник - стр. 36

Потом как будто ножницами аккуратно вырезали дырку в памяти. И – кошмар наяву, черное сердце флюктуации приграничья. Разрыв в ткани мертвого Эртинойса, в которое, словно в зеркало, смотрится Эритнойс живой.

Полет в пустоту. Свет, далекий, но прекрасный, как вечерняя звезда.

А затем – странное болото, мохнатый паучище невероятных размеров, который с легкостью подмял под себя бывалого воина. Жаркий укол под коленом – и опять пустота.

…Печальный шепот дождя мешался с тихим потрескиванием горящих веток. Дар-Теен, стараясь не делать резких движений, осторожно повернул голову в поисках костра: так и есть! У огня, на подгнившем бревне, сидел кэльчу и увлеченно листал какую-то книгу. Тут же, неподалеку, лежал еще один кэльчу – но оттого, что последний ни разу не шевельнулся, у Дар-Теена возникло нехорошее предчувствие беды.

«Всевеликие Покровители, да куда же я попал? А главное, как?!!» 

Пожалуй, единственно правильным решением было бы убраться подальше и от любителя книг, и от неподвижного тела, но…

«А что, так даже лучше. Понятней. Если связали – значит, в плену. Значит, рядом с тобой враг…»

И он снова принялся рассматривать кэльчу. В общем, самый что ни на есть обыкновенный кэльчу, оставивший позади беззаботную юность, но еще не доживший до благородных седин. Костяные чешуйки на голове врага были цвета графита, кожа – светлая, как будто этот кэльчу не слишком много времени проводил на солнце. Его широкие брови то угрюмо сходились на переносице, то приподнимались, как будто в удивлении, губы то оставались сжатыми ниткой, то кривились в болезненной гримасе… А грязные пальцы любовно перебирали страницы книги. Пальцы, куда более привычные к оружию, чем к перу.

Кэльчу вдруг недовольно хмыкнул, быстро сунул книгу в пузатую сумку и повернулся к Дар-Теену. В темных, неопределенного цвета глазах мелькнула тревога, щека с застарелым рубцом нервно дернулась.

– Ты говорить можешь? Меня понимаешь?

«Общий», – Дар-Теен все еще пытался сообразить, каким образом его угораздило попасть в плен к кэльчу, да еще и в болотах. От Альмарана до ближайших болот было не меньше двух седьмиц пути, да еще и на хороших щерах.

– Ты говорить можешь? – терпеливо повторил кэльчу.

Он обогнул костер и подошел ближе – так, что Дар-Теен рассмотрел и заплатки на рукавах потертой куртки, и вымазанные в чем-то зеленоватом штаны, и даже кое-как привязанную шнурком подошву башмака. Рукав, кстати, был порван, а вокруг дырки ядовито желтели высохшие капли неизвестной жидкости.

«А не безумец ли какой?» – мелькнула мысль.

Кэльчу словно невзначай положил пальцы на рукоятку топорика, висящего в ременной петле на поясе – и Дар-Теен решил, что не стоит злить этого жителя холмов.

– Могу.

– И кто ты такой?

Дар-Теен покорно представился, вспомнив старинный гвенимарский обычай и озвучив только первую часть имени.

– Дар, говоришь? – прищурился кэльчу, все еще перебирая пальцами топорище, – а как ты сюда попал?

Тут уж Дар-Теен во всем признался:

– Сам не знаю! А мы далеко от Альмарана?

Кэльчу скривился так, будто разжевал жменю горького перца.

– Ты, ийлур, думай что плетешь. Города такого и нет.

«Точно, сумасшедший», – Дар-Теен прищурился, раздумывая, как себя вести дальше.

– Развяжи меня. Зачем веревки?

– Ты долго был в беспамятстве, – последовал лаконичный ответ.