Сказки нового Хельхейма - стр. 21
– Чёрт с тобой, ладно, – Стив достаёт тромбон из футляра и подносит к губам.
– Выпей глоток, чтобы веселее игралось! – мальчишка суёт Стиву в руку стакан с – ну, предположим, белым, возможно даже, вином. Жидкость кажется золотисто-зелёной в свете уличных фонарей и мигающих ламп сундука.
– Да ну, не хочу, забери, – говорит ему Стив, но стакан почему-то берёт и нюхает. Ну ни хрена себе, – думает он. – Откуда такое вино у мальчишки-клоуна? Оно же наверное бешеных денег стоит. Божественный аромат.
Стив, наверное, всё-таки пьёт, но это не точно. Влага совсем не похожа на влагу, вкус вина – это не вкус, не вина. Но он, вероятно, всё-таки делает какой-то аналог глотка; короче, маленький клоун забирает пустой стакан, Стив подносит к губам тромбон, вдыхает и выдыхает. Он играет, наверное, он играет, хотя не играет, как только что пил вино, но не пил вина.
Зрители слушают музыку, не шевелясь, затаив дыхание, только один мужчина в полосатом пальто важно говорит своей спутнице: «Да, что-то в этом есть», – а она отвечает: «Интересно, как он это делает? Вроде, не запись, но при этом тромбон звучит, как целый большой оркестр».
Так это же сон! – наконец доходит до Стива. – Примерно так и бывает, когда пьёшь и играешь во сне. Это я, получается, так устал, что не вышел из студии? Где-то в кресле там прикорнул?
Только бы сейчас не проснуться, – думает Стив. – Было бы жалко не досмотреть, чем наше с Исайей выступление кончится. Как нам все будут хлопать, сколько денег в сундук накидают, и как весело мы их пропьём.
– Не сцы, не проснёшься! Чтобы проснуться, надо сперва уснуть! – хохочет Исайя, который сейчас выглядит вырядившимся для карнавала школьником, так его преобразили дурацкий клоунский грим и костюм.
– Знал бы ты, как я соскучился, – шепчет Стиву Исайя. – А ты зашибись крутой! Во Тьме играешь не хуже, чем дома в «Чёрном Шкафу». Я-то думал, ты тут – жалкий халтурщик, как они все. Был неправ, с меня причитается, сам придумаешь, сколько и что.
В этом гриме, – думает Стив (он играет и не может ответить), – ты выглядишь, как малолетний дурак. И сундук у тебя дурацкий. И шутки дурацкие. Сам ты халтурщик, зараза мелкая. Это с меня причитается. Знал бы ты, как я рад.
– Ладно, хватит играть на холоде, – наконец говорит Исайя. – С Тьмой ты красиво сейчас попрощался, будет, что в старости вспомнить. Давай полезай в сундук.
Люди, собравшиеся на бульваре, смотрят, как маленький клоун и удивительный музыкант залезают в огромный сундук, мигающий разноцветными лампами, закрывается крышка, раздаётся громкий хлопок, словно кто-то открыл шампанское, мир взрывается фейерверком, то есть, мир-то как раз не взрывается. Только чёртов сундук рассыпается разноцветными звёздами, огненными спиралями, кляксами, искрами. И больше нет ничего.
Зрители взрываются аплодисментами – вот это да! Хотя аплодировать, строго говоря, уже некому – нет ни клоуна, ни музыканта, ни сундука, ни даже гильз, оставшихся от фейерверка. Ну и дела!
«В этом что-то есть», – растерянно повторяет мужчина в полосатом пальто, а спутница ему объясняет: «Это наверное был какой-нибудь виртуальный театр три-дэ, новые технологии, экспериментальное представление, нам повезло».
Таис Михайловна отставляет в сторону надоевший кальян. Всё-таки хуже нет, чем сидеть на месте и ждать. В этот момент в кабинет врывается секретарь. Он говорит; на самом деле, он вопит дурным голосом, но с учётом сложившихся обстоятельств, будем считать, говорит: