Сказки - стр. 9

Помилует ли волк? На этот вопрос отвечает другая сказка – «Бедный волк». Волк не по своей воле жесток, а «комплекция у него каверзная»: ничего, кроме мясного, есть не может. Так в книге зреет мысль сатирика о тщетности надежд на милосердие и великодушие сильных мира сего, – надежд, которые питало в годы его юности целое поколение молодежи, разделявшей учение французских социалистов-утопистов. В «Сказках» Салтыков-Щедрин приближается к истине христианского догмата о первородной греховности самой человеческой природы. Образ жизни и поведения людей, стоящих у власти, занимающих в обществе господствующее положение, наиболее откровенно обнажает эту «зоологическую», прирожденную порочность.

Есть ли выход из создавшегося положения? Как смягчить овладевающий человеком и человечеством звериный, «зоологический» инстинкт? «Здравомысленный заяц», в отличие от «зайца самоотверженного», – теоретик, проповедующий идею смягчения, «цивилизации волчьей трапезы». Он разрабатывает проект «разумного» поедания зайцев: надо, чтобы волки не сразу зайцев резали, а только бы часть шкурки с них сдирали, так что спустя некоторое время заяц другую бы мог представить. Этот «проект» – пародия Щедрина на теории либеральных народников, которые в эпоху 1880-х годов перешли к проповеди «малых дел», постепенных уступок, мелкого реформизма. «Здравомысленный» заяц, в отличие от «самоотверженного», – проповедник своих теоретических принципов. Такой же проповедницей оказывается вяленая вобла по отношению к премудрому пискарю. Премудрый пискарь, «просвещенный, умеренно-либеральный», «твердо понимал, что жизнь прожить – не то, что мутовку облизать. «Надо так прожить, чтоб никто не заметил…» Вырыл он себе глубокую нору, забрался в нее – «и начал, дрожа, помирать. Жил – дрожал, и умирал – дрожал». Вяленая вобла переводит такую жизненную практику в теорию, которая сводится к формуле: «Уши выше лба не растут». Из этой формулы она выводит следующие принципы: «Ты никого не тронешь – и тебя никто не тронет», «Тише едешь – дальше будешь», «Поспешишь – людей насмешишь». «А главное, – твердила она, – чтобы никто ничего не знал, никто ничего не подозревал, никто ничего не понимал, чтоб все ходили, как пьяные!» С проповедью вяленой воблы началась эпоха поголовного освобождения людей от лишних мыслей, лишних чувств и лишней совести. Но пришел срок – и проповедовавшая «умеренность и аккуратность» вяленая вобла попала в разряд неблагонадежных и стала жертвою «ежовых рукавиц».

Подытоживает щедринское обличение либерализма сказка «Либерал», в которой даются отточенные сатирические определения трем стадиям либерального разложения и упадка. Начинает либерализм с требования «по возможности», затем переходит к принципу «хоть что-нибудь», а завершает свой путь позорным «применительно к подлости».

К сказкам о либералах примыкает «Карась-идеалист». Эта сказка отличается грустной сатирической тональностью. Щедрин развенчивает в ней заблуждения русской и западноевропейской интеллигенции, примыкающей к утопическому социализму. Карась-идеалист исповедует высокие, христиански окрашенные социалистические идеалы. Он склонен к самопожертвованию ради их осуществления. «Не верю, – говорил он, – чтобы борьба и свара были нормальным законом, под влиянием которого будто бы суждено развиваться всему живущему на земле. Верю в бескровное преуспеяние, верю в гармонию и глубоко убежден, что счастие – не праздная фантазия мечтательных умов, но рано или поздно сделается общим достоянием!» На что тронутый скептицизмом колючий ерш иронизировал: «Дожидайся!» Но карась считал социальное зло простым заблуждением умов и утверждал, что и щуки к добру не глухи. «Надобно, чтоб рыбы любили друг друга! – ораторствовал он, – чтобы каждая за всех, а все за каждую – вот тогда настоящая гармония осуществится!»