Сказки и рассказы - стр. 5
Тут Летучая Мышь вскарабкалась на кочку, расправила крылья и улетела к себе на дерево. А уж из-под земли другие ноги лезут.
Страшные лапы: короткие, мохнатые, на пальцах тупые когти, жёсткие ладошки в разные стороны вывернуты. Затрепетал Жаворонок, а Медянка говорит:
– Лежу, гляжу и смекаю: лапы в шерсти – значит, звериные. Короткие, как обрубки, и ладошками врозь, а на толстых пальцах когтищи здоровые. На таких ногах по земле шагать трудно. А вот под землёй жить, землю лапами рыть да назад её за собой отбрасывать – очень даже удобно. Вот вышло у меня: подземный зверь. Крот называется. Гляди, гляди, а то он сейчас опять под землю уйдёт.
Зарылся Крот в землю – и опять нет никого.
Не успел Жаворонок в себя прийти, глядь: бегут по земле руки.
– Это что за акробат? – удивился Жаворонок. – Зачем ему четыре руки?
– А по веткам в лесу прыгать, – сказала Медянка. – Ведь это же Белка-Векша.
– Ну, – говорит Жаворонок, – твоя взяла: никого я не узнал. Дай-ка тебе загадку загадаю.
– Загадывай, – отвечает Медянка.
– Видишь в небе тёмную точку?
– Вижу, – говорит Медянка.
– Отгадай, какие у неё ноги?
– Да ты шутишь! – говорит Медянка. – где ж мне так высоко ноги разглядеть?
– Какие тут шутки! – рассердился Жаворонок. – Уноси свой хвост подобру-поздорову, пока не сгребли тебя эти когтистые лапы.
Кивнул Медянке на прощанье, вскочил на лапки и улетел.
Кто чем поёт?
Слышишь, какая музыка гремит в лесу? Слушая её, можно подумать, что все звери, птицы и насекомые родились на свет певцами и музыкантами.
Может быть, так оно и есть: музыку ведь все любят, и петь всем хочется. Только не у каждого голос есть.
Вот послушай, чем и как поют безголосые.
Лягушки на озере начали ещё с ночи.
Надули пузыри за ушами, высунули головы из воды, рты приоткрыли…
«Ква-а-а-а-а!..» – одним духом пошёл из них воздух.
Услыхал их Аист из деревни. Обрадовался:
– Целый хор! Будет мне чем поживиться!
И полетел на озеро завтракать.
Прилетел и сел на берегу. Сел и думает:
«Неужели я хуже лягушки? Поют же они без голоса. Дай-ка и я попробую».
Поднял длинный клюв, застучал, затрещал одной его половинкой о другую, – то тише, то громче, то реже, то чаще: трещотка трещит деревянная, да и только! Так разошёлся, что и про завтрак забыл.
А в камышах стояла Выпь на одной ноге, слушала и думала:
«Безголосая я цапля! Да ведь и Аист – не певчая птичка, а вон какую песню наигрывает».
И придумала: «Дай-ка на воде сыграю!»
Сунула в озеро клюв, набрала полный воды да как дунет в клюв! Пошёл по озеру громкий гул:
«Прумб-бу-бу-бумм!..» – словно бык проревел.
«Вот так песня! – подумал Дятел, услыхав Выпь из лесу. – Инструмент-то у меня найдётся: чем дерево не барабан, а нос мой чем не палочка?»
Хвостом упёрся, назад откинулся, размахнулся головой – как задолбит носом по суку!
Точь-в-точь – барабанная дробь.
Вылез из-под коры Жук с предлинными усами. Закрутил, закрутил головой, заскрипела его жёсткая шея – тоненький-тоненький писк послышался.
Пищит усач, а всё напрасно; никто его писка не слышит.
Шею натрудил – зато сам своей песней доволен.
А внизу, под деревом, из гнезда вылез Шмель и полетел петь на лужок. Вокруг цветка на лужку кружит, жужжит жилковатыми жёсткими крылышками, словно струна гудит.
Разбудила шмелиная песня зелёную Саранчу в траве. Стала Саранча скрипочки налаживать. Скрипочки у неё на крылышках, а вместо смычков – длинные задние лапки коленками назад. На крыльях – зазубринки, а на ножках зацепочки.