Сказки для взрослых. И не только… - стр. 3

– Так это, Генрих Фёдорыч, картины.

– Опять? – тот выпучил глаза и скрылся.

Я постоял ещё, но другие картины были упакованы хорошо, и больше ничего не увидел. Я уже двинулся дальше, но вдруг будто обжёгся от взгляда недобрых узких глаз, еле видных между бородой и картузом, натянутым чуть не на нос. В это время мужики, таскавшие картины, ушли в дом, управляющий-немец разговорился с бородатым хозяином дома, одетым в щегольский тёмно-синий костюм, который так отличался от одежды здешних жителей. Я узнал его – это было господин Бокар, известный купец и при этом любитель искусства, как говорили, и владелец обширной коллекции русских и иностранных картин.

В это время обладатель колючих глаз, как я его нарёк мысленно, подошёл вразвалку к подводе, спокойно взял из неё широкую обёрнутую материей доску и как ни в чём ни бывало пошёл прочь. Я оглянулся, но никто, похоже, такой наглости не ожидал, а потому не заметил.

– Стой, – сказал я негромко. Вор покосился назад и ускорил шаг. – Стой, – уже крикнул я.

Кто-то подхватил и тоже закричал. Остроглазый почти бегом свернул в переулок, и сразу раздался свисток. Когда я завернул за угол, вора держал за воротник огромный городовой, говоря:

– Куда, спешим, Симеон? Говори, тать!

– Да какой тать, вашеблагородь, доски вот на базаре купил…

– Купил?! Не припомню, чтобы ты когда-то что-то покупал.

– Он вор, – закричал я, подбегая, – это картина, а он украл от дома господина Бокара.

– Вы чьи будете?

– Сын купца Завершинского, Савва Гордеич.

– Батюшку вашего знаю, поклон передавайте, – и, оборотясь к вору, – ну-ка, показывай свои доски.

– Да безделица, – юлил тот.

– Показывай, – повысил голос городовой так, что, казалось, и птицы замолчали.

Тот отогнул материю – на них, прямо по дереву, был нарисован пейзаж: синяя лунная ночь, холмы, поля, леса, и жёлтая луна освещает это всё тусклым светом.

Городовой присвистнул:

– Эк искусно сделано, а, Савва. Что, доски, говоришь? – обратился к вору. Тот вжал голову в плечи и молчал. – Пойдём-ка со мной, тут недалеко. Да ты знаешь. Савва, – повернулся ко мне, – не в службу, а в дружбу: отнеси картину хозяину, пока я с этим разбираюсь.

– Конечно, – я подхватил картину из рук вора; глаза его сделались ещё меньше, он прошептал:

– Пожалеешь, щенок.

– А ну цыц у меня, – городовой опустил свою руку на плечо вора; тот почему-то упал. – Вставай, соколик мой, прогуляемся.

Ещё не придя в себя от произошедшего, я зашёл во двор. Хозяин, в беспокойстве ходивший по двору и выговаривающий управляющему, который стоял по струнке и молчал, замер, увидев картину, и всплеснул руками:

– Нашлась, слава Богу! Благодарю вас, сударь! Но куда она исчезла и как оказалась у вас?

– Так, её же украли, я побежал за вором…

– А ты куда смотрел, а, Генрих Фёдорович?

– Так я не видел, что картину украли, только услышал, как этот юноша закричал «Стой!»

– И кто её украл?

– Какой-то вор с колючим взглядом, Симеон, что ли… Я не знаю его, – сказал я и заметил, как уголки глаз его улыбнулись, если можно так сказать.

– Колючим взглядом? Как вы образно выразились. Читаете много? Вижу, что читаете, – показал глазами на мой оттопыренный карман, из которого торчал свёрнутый в трубку журнал. – Что это? Кажется, «Русский вестник»?

– Да, он. Хотел присесть где-нибудь и прочитать продолжение «Братьев Карамазовых».