Сказка – явься! Чудо – здравствуй! - стр. 23
На обочине дороги, пыльной, как старинная карта сокровищ, сидел сам Пино́ккио* –деревянный человечек, обычно такой задорный и болтливый, как щегол на ветке миндального дерева. Сейчас же он выглядел ужасно: его обычно горделиво-прямой деревянный нос поник, словно подвявший базилик под палящим солнцем Тосканы, а глаза были полны слёз. Рядом валялась его маленькая потертая сумочка.
– Что случилось, Пиноккио? – спросила я, забыв на минуту про голод, который мучил меня не меньше, чем запах свежей пиццы, и про все остальные чудеса Тосканы. Мой вопрос прозвучал с лёгким тосканским акцентом, который я как-то сама уловила, оказавшись здесь.
Пиноккио вздрогнул, словно от неожиданности. Он поднял на меня свои большие, полные отчаяния глаза.
– О, моя дорогая! – всхлипнул он. – Этот старый ворчун Пантало́не*, этот жадный скряга украл мой золотой дука́т*! Чёрт возьми! Без него я не смогу купить маме пасту с песто! Она так ждала её к ужину, а теперь… «Ahimè!» (Увы!), – он утёр слёзы кулачком, и на его щеке осталась длинная, чёткая линия. – Я в отчаянии! – закончил он, голос его ломался от рыданий.
Я видела, как на его деревянной щеке задрожала маленькая, вырезанная из дерева слезинка.
– «С» – смелость! – сказала я себе и решила помочь несчастному Пиноккио. Мы взяли с собой Арлеки́на* – весёлого, как солнечный день в Сицилии, и музыкального, как сам Паганини! Он, напевая весёлую песенку и бренча на своей мандолине, повел нас по дороге, петляющей среди виноградников, пахнущих медом и солнцем.
По пути мы встретили Брителлу – очаровательную итальянскую женщину с лицом, словно рассвет над Тирре́нским морем*, – красивым и ясным. Она торговала пиццей, аромат которой разносился на километры, маня, как песня сирен.
– Какой аромат! – вырвалось у меня.
Пицца выглядела невероятно аппетитно, с пузырями теста, словно золотые монеты, и с яркими помидорами, как маленькие солнышки.
Арлекин – наш неутомимый друг – взглянул на Брителлу своими лукавыми глазами и, прежде чем я успела что-либо сказать, принялся танцевать! Он исполнил игривую тарантеллу, заставляя всех вокруг улыбаться. Его движения были быстрыми и задорными. Брителла, рассмеявшись звонким, как колокольчики, смехом, подала нам огромный кусок пиццы «Четыре сыра» – настоящее произведение искусства!
– Пожалуйста, моя дорогая! – сказала она, с сияющей улыбкой. – А ещё возьмите это, – она протянула нам старинную, немного потёртую карту, на которой были изображены извилистые дороги, величественные здания и один странный, похожий на череп, знак. – Эта карта приведёт вас к логову Панталоне. «Buona fortuna!» (Удачи!)
Карта, изрисованная словно старинный пергамент, привела нас к великолепному дворцу Кампильо́не*, блестящему на солнце, как огромный золотой апельсин. Он стоял на холме, над пышными садами, похожими на вышитый ковёр. Внутри, в огромном зале, утопающем в роскоши, сидел Панталоне. Жирный, как только что вытащенный из печи запеченный цыпленок, он утопал в бархатном кресле, похожем на огромную, набитую пухом грушу. В одной руке он держал бокал вина, красного, как кровь, а в другой блестел тот самый золотой дукат.
Рядом с ним, примостившись на низеньком стульчике, сидел Пульчине́лла* – хитрый, как лиса, и изворотливый, как уж. Его лицо было бледным, а глаза блестели лукавством, как спелая слива.