Сказка со счастливым началом - стр. 59

Я не знаю, чем закончить это письмо… Перечитывать просто боюсь.

Позвони, иначе я умру».

Соне самой хотелось сейчас умереть. Сердце у неё разрывалось – она не знала, что делать. Лучше бы он остался напористым и навязчивым, требовал или молил. Но это письмо… Оно полностью обезоруживало. Человек писал и совершенно не думал, какое впечатление произведёт, не сочтут ли его самого «с приветом», не покажут ли на мозги. Просто пытался достучаться до неё, донести поскорей свою истину, ни минуты не сомневаясь, что стоит только всё рассказать, и Соня обратится в его веру. Знал бы он, что и обращаться не надо. Может, кто другой и не понял бы, назвал бы всё бредом, но они с Димой, видать, существовали на единой волне, были посеяны на одной почве, хоть и в разное время.

Да, она помнила. Как можно было не помнить тот день, когда Борис потерял свои замечательные, зелёные, блестящие глаза?

Это произошло летом – Дима ошибся, тринадцать ей исполнилось только осенью. Она сбежала в тот день из больницы, где лежала на обследовании – Мара положила её туда по совету Нины Степановны. У Сони всегда был слабый желудок, а в начале подросткового возраста обострения случались чуть ли не каждую неделю, что бы она ни съела. В больнице её поджидали различные тяготы: и заглатывание без наркоза (на детях, видать, экономили) резиновой «кишки», страшная колоноскопия, бесконечные анализы крови из пальца и вены, клизмы, рентгены и жуткая диета.

Всё это было ерундой. Но в середине второй недели из её палаты выписали двух маленьких девочек и подселили двух других – на год старше Сони. Они сразу окрестили её «чокнутой», потому что подсмотрели однажды, как она тайком разговаривает с Борисом, и принялись издеваться. Угрожали, что выкинут игрушку в унитаз или отдадут в палату к мальчишкам – там тоже нашлись желающие поизмываться над «ненормальной». Надо было, конечно, вернуть лиса домой, но ведь Соня никогда с ним надолго не расставалась, никогда не спала без него. Пришлось бы объяснять матери, что случилось. К тому же Вова давно бурчал, что от «лисы» в доме моль и покушался выбросить. Да и Анька была ещё маленькой, могла навредить.

Теперь Соня боялась даже на секунду оставить друга без охраны, но однажды явилась после исследования, на которое сумку брать запретили, и нигде не смогла его найти. Она металась по палате и рыдала – тот самый редкий случай, когда она рыдала в детстве. Это было дикое горе, она была уверена, что не перенесёт, если не найдёт его. Жизнь без Бориса казалась немыслимой. Потом Соня выбежала в коридор. А там её уже поджидали. Подростки, дразнясь, подняли лиса над головой и начали перебрасывать его из рук в руки.

Борис стойко переносил пытку. Кидая его над головой Сони, дети сочиняли для неё разные прозвища, из которых «уродка» было самым невинным. Каждый поймавший должен был назвать новое слово. Ни медсестра, ни дежурный врач и не подумали вмешаться. Возможно, им казалось со стороны, что дети играют, но, скорее всего, это было молчаливое поощрение. Мара, если честно, уже всех доконала. Она каждый день прилетала в больницу, допрашивая всех подряд о состоянии здоровья Сони, в подробностях выясняя, что означают результаты анализов, и почему количество эритроцитов на один процент больше нормы. Матери казалось, должно быть, что Соня умирает, а от неё это скрывают. Так что «чокнутые» были они обе. Поминали в больнице и их национальную принадлежность, что, разумеется, быстро подхватили дети.