Сказка о похождениях Кирьяна - стр. 3
4
Разумеется, государь Пётр Алексеевич догадывался о шкодной деятельности Шафрона, однако никаких особых действий супротив него не предпринимал. Прошло уже целых три года со дня рождения юной графинюшки, а он всё не обращает внимание на слишком уж назойливое поведение барона.
– А зачем мне его трогать,… пусть себе доносит, как мы тут весело живём, ведь это может когда-нибудь пригодится и сыграть нам на руку,… чужие шпионы тоже могут быть полезны… – тонко рассуждал государь и продолжал открыто посещать графа Васильеффа. Впрочем, как говорится, всё хорошее бывает до поры до времени. И в этом случае всё произошло именно так.
Был очередной вечер весёлого застолья в Немецкой слободе. Царь Пётр с сотоварищами только что вернулся с удачных пушечных стрельб, и довольный их результатами решил отпраздновать это событие. А надо отметить, что по тем временам это действительно было важное событие, ведь пушек тогда делалось мало и каждое удачное испытание нового орудия обязательно сопровождалось бурным застольем. Вся честная компания собралась на лужайке прямо у дома графа Васильеффа. Все были ещё разгорячены стрельбами и многие даже не успели переодеться. Так и оставались в полной выкладке при клинках и пищалях. Также надо заметить, что иметь при себе шпагу в Немецкой слободе считалось делом вполне привычным.
Был тем вечером средь сотоварищей царя и князь Кирьян, а как же без него, ведь близкий друг. Он всё также весело шутил, отпускал безобидные эпиграммки в адрес присутствующих, и даже слегка подтрунивал над привычкой государя самому поджигать фитиль у пушки. В общем, как обычно балагурил. И, конечно же, он не забывал подзадоривать и поддевать хозяина лужайки, графа Васильеффа. Ну, такой уж был у князя Кирьяна характер. Ну не мог он устоять от искушения высмеять кого-нибудь. А тут такой удобный случай выдался, пред ним наследник боярского рода, который когда-то давно сбежал от русского царя. Ну как не воспользоваться такой удачей.
Впрочем, и до этого дня случалось, что князь Кирьян поддевал графа, и притом неоднократно. Но это были всё какие-то незначительные стишки, типа прибауток. Что-то навроде этого:
– смотрите, кто пожаловал к нам в гости сам,…
то бывший европейский житель и вовсе он не хам… —
этакое безобидное и ни о чём не говорящее двустишье. А тут вдруг князя Кирьяна понесло, разобрало сверх всякой меры. И не понятно с чего, то ли ему пунша больше всех подливали, то ли он закусывал меньше остальных, но только из него такой язвительный сарказм посыпался, что присутствующие дамы покраснели до самых ушей, а некоторые так и вовсе покинули лужайку.
А меж тем царь, будто ничего и не замечает, хохочет громче всех, и ещё едкой поэзии требует. А князь Кирьян и рад стараться, сыплет стихотворной скверной, и моментами даже на грубую прозу переходит. И так он это раздухарился, что перешёл всякие рамки приличия. На графа Васильеффа ушаты недозволенной лексики льёт.
– Ха-ха-ха,… а ты граф не промах!… Вон как нынче петухом ходишь,… сам государь тебя привечает,… наверняка полагает, ты ему друг!… А зря,… друзья-то в бою проверяются, а не в гостях встречаются!… Вот ты мне скажи-ка, графская твоя душа, а где ты был, когда мы на Азов ходили да на Плещеевом озере в холода корабли строили!?… Ха-ха,… молчишь,… а я тебе отвечу!… Ты в своей Европе отсиживался да, небось, в нужном чулане прятался!… Ха-ха-ха,… а сейчас смотрите-ка на него, какой храбрец выискался,… политесу да танцам обучился и ну на балах геройствовать!… ха-ха-ха!… – выдал желчную тираду князь и зашёлся колким смехом. Но это было уже ни в какие ворота, чересчур оскорбительно, просто невыносимо, и граф не сдержался.