Сказка на ночь для дракона - стр. 8
Чистый деревянный пол, обшитые светлыми досками стены с картинами в резных рамах и разномастная старинная мебель, расставленная красивыми группками. Чердак больше походил на зал музея, уж в этом я теперь разбиралась.
Меня сразу отпустило, и я принялась весело вертеть головой, радуясь, что чердак своим приятным видом подлечил мою фобию высоких мест.
Аметист Вольдемарович отдышался, поправил бабочку и опять превратился в виртуоза своего дела. Я же взирала на него с повышенной благосклонностью, радуясь, что две недели назад мысленно одарила его званием настоящего мужчины. Которое он сегодня с блеском подтвердил, затащив меня на шестой этаж!
А полутораметровый настоящий мужчина, расправил плечи, будто став выше ростом. Подхватил меня под руку и повел к первому экспонату — широкому креслу рядом с книжной этажеркой, набитой книгами в потрепанных переплетах.
— Этот чердак, Регина, немногим более ста лет назад, был местом, где Александр Гриневский, известный как Александр Грин, частенько проводил вечера. Иногда один, иногда с друзьями. Да и дамы навещали его в уюте этих стен. Регина, вы любите «Алые паруса»?
Получив согласный кивок, Аметист продолжил рассказ. Переводил меня от картины к картине. От кресла с этажеркой к широкой тахте, на которой Грин с товарищами коротал ночи, когда был не в состоянии спуститься на пьяных ногах по лестнице, без риска сломать шею.
Я слушала, как обычно, завороженная журчанием его голоса и силой передачи исторических фактов, добрую половину которых Аметист, наверняка, сам и выдумал.
Постепенно мы добрались до дальнего угла чердака. Там было довольно сумеречно, но не мрачно. Наоборот, голубоватый полумрак приятно гармонировал с белой глухой стеной, у которой в ряд стояло три нарядных расписных шкафа. Два по виду посудных, сейчас пустых. А третий — с глухими дверцами, похожий на одежный.
— Региночка, вы пока рассмотрите эти чудные буфеты и гардероб работы мастеров фламандской школы восемнадцатого века. А я, с вашего позволения, отлучусь на несколько минут.
Благосклонно кивнув, я с серьезным видом начала таращиться на шкафы, изображая интерес к завитушкам и загогулинам, из которых складывался орнамент. Правда, минут через десять это занятие мне уже надоело, а мой гид все не возвращался.
От скуки я подвигала пустые ящички в буфетах, похлопала дверками, удивляясь, как за столько лет и дерево не растрескалось, и петли не заржавели. Прямо магия какая-то. А точнее, работа современных мастеров в стиле «а-ля фламандская школа».
Затем я открыла дверцы гардероба и обомлела — на вешалке в глубине шкафа висело платье.
Видели наряды диснеевских принцесс? Видели. Так вот, если взять платья Золушки на балу, Ариэль или Белль, — то в шкафу висело самое красивое из них.
Нежнейшего зеленого цвета шелк переливался и искрил даже в полумраке чердачного закутка. У него было все, что полагается платью принцессы: корсет, декольте, пышная юбка и нежное кружево.
Платье гипнотизировало. Манило и чаровало своей сказочной прелестью, соблазняя на самые греховные поступки…
Как в тумане, я сняла его с вешалки и приложила к себе, глядясь в высокое мутноватое зеркало, стоявшее тут же, возле гардероба.
О, Боги всех религий, я была рождена для этого платья!
Разглядывая свое отражения, я понимала только одно — я и это платье как замок и ключик, как шуруп и гайка, бублик и дырка. Как ржаной хлеб и селедка с луком! Мы с платьем — нераздельные части целого…