Размер шрифта
-
+

Сказать да не солгать… - стр. 17

Нередко третьей участницей этих походов оказывалась баба Маша Завидонова, золовка Анны Игнатьевны, её закадычная подруга. Соскользнуло с пера словечко «закадычная», и оно оказалось самым что ни на есть необходимым по сути того, о чём хочу вспомнить. Среди банного антуража двух почтенных особ обязательно присутствовала «чекушка», то есть четвертинка водки.

– Спасибо Сталину за пенсию. Не было бы её, на что купили бы «чекушку» и селёдку «залом». И хлебушек, вкусный, покупной, всё с той же пенсии.

– Если бы, да кабы… Не дал бы Сталин пенсию… Нашлись бы деньги в другом кармане, и «чекушку» все равно купили бы, – отпарировала Анна Игнатьевна.

В середине тридцатых (старшее поколение помнит сталинское изречение-приказ: «Жить стало лучше – жить стало веселее») – им, Нюше и Маше, бывшим фабричным работницам, стали выплачивать пенсию, 25 рублей в месяц. «Банную радость», – шутили Мария Михайловна и Анна Игнатьевна.

На полпути от Венюкова или Борис-Лопасни до дома они обязательно находили одинокую березу, ивовый куст, цветущий бережок овражка, где и делалась остановка с обстоятельным застольем – неторопливым, с разговорами, воспоминаниями, даже песнями. Плавно и связно проходил их пикник. Всё, что требовалось для такого дела, было загодя припасено: скатёрка, закусочки, «лафетники». Это словечко «лафетник» из простонародного лексикона захотелось сохранить. В памяти хотя бы. Прости, читатель. Ведь уйдёт, если так не поступить.

И «Отче наш», как положено, перед трапезой подруги непременно с чувством читали нараспев и отроку конфетка или пряник всенепременно вручались в должный момент.

Банный день – праздничный день для них. Как не понять! И к этой благодати был аз неразумный приобщен не единожды.

Бабушка, мама, Крёсна и я

Муркино молоко, что божья благодать. Рос, набирался сил, здоровья Мальчик. Так меня чаще всего звали самые близкие люди – мама, бабушка. Именно с большой буквы – Мальчик. Как только, эдак года в три с хвостиком, встал на крепкие ноги, без удержу носился по дому и вверх-вниз по деревянной лестнице. Вылетал к ужасу бабушки, мамы, отца на булыжную Венюковскую дорогу, проходившую мимо нашего дома. Бешеную энергию, жажду движения следовало вводить в берега, направлять в нужную сторону. Ситуация с моей динамичностью грозила ещё и смертельной опасностью – мог запросто попасть под колёса пролётки или автомобиля. Это и заставило бабушку, моего основного воспитателя и наставника, забыть о тёплой печке и отдаться вояжам в Москву, к Софье – её дочери, моей тётке. Бабушка задумала переменить вектор моих устремлений, чтобы я не попал под колеса транспортных средств, мчащихся мимо нашего дома. То и дело жертвами растущей интенсивности автомобильного движения становились выбегавшие с птичьего двора на дорогу куры.

Готовилось первое путешествие – родители всполошились:

– Мама, ему всего три годика…

– Три, Таня, исполнилось первого сентября, а на дворе конец октября…

– И растёт ребенок там не по дням, а по часам, – пролепетал я.

– Стишок Юраша в детской читальне подхватил. Ты, Татьяна, не трясись, он уже большой. К тому же, Софья на Курском нас встретит.

– Обязательно отпрошусь с работы проводить вас.

– Не вздумай!

– Ну как же ты справишься? Вещей пропасть, ребёнок на руках…

Страница 17