Сказание с запахом ненависти - стр. 16
Засмеялся посол во всю глотку, донеслось до Игоря его дыхание смрадное:
–– Ожерелью тому и впрямь цены нет – ничего оно не стоит. Изготовили его искусники из далекой поднебесной империи. Вместо золота там бронзы сплав, вместо камешков драгоценных выдутые стеклышки. Подарил то ожерелье царьградской царевне ее суженный, а затем возьми и в битве погибни. Потому и дорого оно ей было памятью, да не стоит оно и выеденного яйца.
Попритих Святогор, сгорбился, да подумал, врет хазарин. Раз он, Игорь, смог жену свою победить только с помощью ожерелья, знать, и впрямь для одних простая вещь, пустяк, для других – волшебная.
А хазарин свое гнет:
–– Отправляйся-ка ты снова на Царьград, да не за стекляшками, а за данию большой, настоящей, что и должен был ты взять по праву. Сам поживишься и с нами расплатишься.
–– Не поеду! – Игорь закричал. – Сколько вынес я в тот раз не передать. Подождите вы с данью. Скоро вырастет мой сын Святослав, он великим будет ратником, он и дань возьмет с Царьграда, и славу.
А хазарский посол Игоря не слушает, развернулся и ушел, мол, его, посла, слово – последнее. В те поры не могла Хазария ждать, когда малый Святослав подрастет. Напирали на хазар греки, проиграли им хазары несколько битв, готовы были уже сдаться. А коль войско русское нападет на Царьград, то, глядишь, будет опять отсрочка. Да не знал о том князь Игорь.
Делать нечего, велел он новому войску сбираться. Сам сказался старым да немощным, поставил во главу рати мужа славного, воеводу Свенельда. Того самого, коего еще Олег Вещий с вестью обманной в Киев отправил. Возмужал Свенельд, окреп, у Игоря доверием пользуется.
И пошел тот Свенельд на Царьград. Греки в ужасе разбегаются, помнят русские корабли, что в огне не горят, да невдомек им, что в воде они тонут. А Свенельд беспощадный схитрил, на сам город Царьград не пошел, помнит стены его заколдованные; ходит около, земли грабит, жжет, над греками измывается. Вот прослышал, как погиб их бог греческий, и давай кресты ставить да людей распинать, да гвоздочки в тела вколачивать. Не готовы были греки к смерти такой – взмолились о пощаде.
А тем временем на Руси пошел Игорь-князь, как всегда по осени, на полюдье – дань сбирать с окрестных земель. Зашел к первым к древлянам в город Искоростень. Взял он дань, загодя приготовленную, и еще полстолько взял впрок, возвращается назад в Киев-град. А дружина его зароптала, давай князя подзуживать:
–– Что же, князюшка-свет, такое деется?! Как вернемся в столицу русскую, отдадим всю дань во Хазарию и останемся опять в рваных портах. А придет Свенельдова дружина, вся в шелках, да во злате, да в серебре, будут хвастаться, над нами, княжьими дружинниками, насмехаться. Не вернуться ли нам в Искоростень, не потребовать ли еще даньки? Посмотри, как живет князь Мал древлянский, как одета-сыта его дружина – не чета нам, оборванцам, твоим преданным слугам.
И послушался Игорь Старый дружину, вспомнил, как на берег его высадили, да оставили во степи одного. Отослал возы с добром в Киев под охраной немалою, сам же с рьяными дружинниками снова к Искоростеню подался. Вот идут они сам-десять по лесам древлянским, чует Игорь, запахло, как тогда, когда крался он по степям диким, духом ненависти запахло. И друзья его чуют: