Сказание о Доме Вольфингов - стр. 27
– Злые твои слова, – отозвался Вольфкеттль, – хотя надлежит учитывать и подобный исход. Но почему ты подумал так?
Ответил Биминг:
– В нашем доме нет своей Холсан, что сидит в чертоге под кровом и пророчит родовичам их истинную судьбу. И все же время от времени под нашим кровом звучит доброе или злое слово… надобно только слушать. Вот и вчера мы услышали недобрую речь из уст отрока десяти зим отроду.
Молвил тут Илкинг:
– Сказав все это, говори теперь остальное: слово произнесено. Иначе мы можем заподозрить самое худшее.
Продолжил Биминг:
– Случилось так: вчера вечером этот парнишка вбежал в чертог в слезах, когда в доме было полно народа и все пировали. Он заливался ревом и не желал успокаиваться. Когда же его спросили, в чем дело, он наконец ответил: «Ладно, скажу. Ворон обещал мне на следующей неделе слепить из глины лошадку и обжечь ее в печи вместе с горшками. Теперь он уйдет на войну и не вернется. И я останусь без игрушки». Тут, понятно, все мы расхохотались. А мальчишка скривился и спросил: «Чему вы смеетесь? Поглядите туда, что вы видите?» «Ничего», – ответил кто-то из нас, только стену пиршественного чертога и праздничные занавеси на ней. Мальчишка, взрыднув, продолжил: «Плохие ваши глаза, у меня лучше. Я вижу небольшую полосу на вершине холма, а за нею откос повыше нашей Говорильной Горки. И на нем лежит Ворон, белый словно мел, и такого лица не увидишь, кроме как у покойника». Тут вступил в разговор стоявший неподалеку Ворон, муж еще молодой: «Добрая весть, парень, хорошо быть убиту на рати! Но ободрись: вот Ганберт, он вернется и слепит тебе конька». – «Нет, и он не придет назад, – рек отрок. – Ибо я вижу его бледную голову у ног Ворона, а тела в зеленой, расшитой золотом рубахе нет рядом». Тут смех умолк, и муж за мужем стали подходить к дитяти и спрашивать: «Видишь ли ты меня? Видишь ли ты меня?» И вышло, что не увидел он на этом поле многих из числа тех, кто задавал этот вопрос. Так что скажу, что мало кто из нас увидит города Юга, да и те, скорее всего, доберутся до них в колодках.
– Ну что это за речи? – сказал Хиаранди. – Кто слышал, чтобы рать вышла на поле, сошлась с врагом и целиком вернулась домой?
Ответил Биминг:
– И я не слышал, чтобы ребенок предсказывал смерть воителей. Говорю тебе: окажись ты сам тогда среди нас, то уже верно решил бы, что мир приближается к своему концу.
– Хорошо, – сказал Вольфкеттль. – Пусть будет, как будет. Только враг не уведет меня с поля битвы живым. Человека можно лишить победы, но только не смерти, если он будет стремиться к ней.
Поправив нож, висевший у него на шее, он продолжил:
– Только и впрямь я удивляюсь тому, что вчера утром с уст Холсан не сошло даже слова, кроме тех, что могла бы сказать всякая женщина из нашего рода.
Поговорив так, они добрались до места, где лес ближе подступал к реке, и тут Средняя Марка кончилась, ибо ни один из родов ее не обитал выше Илкингов, кроме одного, небольшого, выступившего в одной рати с ними: Дроздовичей или Осилингов, на знамени своем изображавших лесного дрозда, черного с желтым клювом.
Теперь земли Среднего Порубежья закончились; плотные ряды деревьев подступали почти к самой воде, возле которой там и сям росли редкие рябины. Однако Чернава здесь текла глубоко и быстро между высоких крутых берегов, так что нечего было искать брода, и мало кто решился бы переплыть этот темно-зеленый опасный поток. День близился к вечеру, и вечерняя слава его уже пряталась на западе за высокой стеною деревьев. Но войско все шло вперед, а узкая полоса между лесом и рекою заставила его растянуться, превращая с виду в весьма огромную рать. Более того, по противоположному берегу, чуть поодаль от Вольфингов и их друзей, шли люди из восточных областей Марки, и плотные вереницы разделяли только узкие воды.