Скарфинг. Книга вторая - стр. 11
– Катенька, я совсем позабыла про кляп! Вы не могли бы… А то, не ровен час, язык себе прикусит.
Катерина Осиповна берет кляп из стоящего на столе лотка. Кляп сшит из толстой спиной кожи, скрученной в несколько слоев. Кляп уже не новый, на коже остались отпечатки множества зубов.
Катерина Осиповна останавливает подле кресла. Наум послушно открывает рот и закусывает кожу.
– Умница, – говорит Ефросинья Ивановна и хлопает Наума по бедру рукой в перчатке. – Это для твоего же здоровья. Да и не сильно оно жжется…
Наум неразборчиво мычит что-то сквозь кляп.
– Ну, вот и славно, вот и славно…
Докторша склоняется промеж разведенных в стороны ног Наума и, не торопясь, вводит в анус поблескивающий от смазки электрод. Наум лежит в кресле, крепко сжав в зубах кожаный кляп, и глядит в потолок. У него застывшее, будто окаменевшее лицо.
– А когда прилетает судья? – спрашивает докторша.
– Завтра.
Ефросинья Ивановна цокает языком.
– Я бы подождала еще пару деньков.
– Поликсена Егоровна ждать не станет, – качает головой госпожа Потехина. – Она грозилась еще вчера прилететь на Ферму. Я еле отговорила.
– Ишь, нетерпеливая какая, – смеется докторша и нажимает на клавишу на рукоятке электрода.
Слышен электрический треск. Тело Наума изгибается на смотровом кресле. Ноги дергаются в металлических подколенниках. Кольца браслетов впиваются в кожу.
– Терпим-терпим… – говорит строго докторша. – Чай, не первый раз.
Она неторопливо двигает электродом вперед и назад. Потом отпускает клавишу, и электрический треск смолкает.
Наум, прикрыв глаза, лежит в смотровом кресле и дышит, как загнанная лошадь.
– Фросенька, скажи, – спрашивает Катерина Осиповна. – А почему у кресла ножки стеклянные?
И она стучит мыском туфельки по изогнутой, отлитой из стекла ножке.
– Зачем это тебе? – удивляется Фрося. – И потом, ты уже спрашивала.
– Не зачем, – отвечает госпожа Потехина. – Просто любопытно.
– Любопытство кошку сгубило. Катенька, стекло это диэлектрик, понимаешь? Если не изолировать ножки кресла, электрический флюид не будет скапливаться в теле самца, а уйдет под землю.
– Ни слова не поняла, – признается госпожа Потехина. – А вообще, что происходит, когда ты бьешь самца электрическим током?
– Тут видишь, какое дело. Механическая дойка нарушает равновесие электричества в теле. Отсюда все болезни. А я просто это равновесие восстанавливаю, – Евфросиния Ивановка повернувшись к ларю, щелкает тумблерами, поднимая напряжение, идущее на электрод.
– Готов? – спрашивает докторша.
Наум мычит, зажав кляп во рту, и мотает головой из стороны в сторону.
Докторша ласково улыбается Науму и нажимает на клавишу.
Раздается треск электрического разряда. Тело Наума изгибается в кресле. Широко распахнутыми бессмысленными глазами он глядит сквозь стены кабинета в пустоту. В уголках его рта появляется пена. Катерина Осиповна наблюдает за лечебной процедурой, кривя тонкие губы в усмешке.
Когда докторша отключает ток, госпожа Потехина склоняется к изголовью кресла.
– Слушай меня очень внимательно, потому что от этого зависит твоя жизнь, – говорит госпожа Потехина негромко. – Завтра Поликсена Егоровна прилетит на Ферму, чтобы немного развлечься. Если ты её ублажишь, она заберет тебя в свое поместье на берегу Гирканского моря. Говорят, в этом поместье у судьи небольшой гарем… И не дай бог, Поликсена Егоровна вернется в столицу недовольная. Я тебя пороть не стану. Я тебя в мусорную шахту сброшу. Живого. Ты меня понял?