Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения - стр. 68
Тут уже вылезаю наружу я, а за мной Лена. Мы, зевая, бредем к костру и получаем свои порции кофе. Затевается варка каши (каждое утро – разной), режется хлеб, соображаются бутерброды, в большом котелке настаивается крепкий чай. Все понемногу просыпаются и приободряются. Солнце уже золотит вершины леса на гребне хребта и скоро вступит на нашу поляну.
Холод между тем, как говорится, собачий! Высота здесь, может, и не самая большая (всего-то 1653 м), но минувшая ночь выдалась ясная, звездная, и все дневное тепло начисто выдуло в высокое ночное небо. На улице трещит настоящий летний морозец! Трава поляны покрыта инеем, изо рта идет густой пар, пальцы закоченели, по краям ручья блестит тонкий ледок, в котелках утром тоже гуляет и позвякивает о стенки лед. Мы толпимся вокруг костра, ловим его тепло, ждем, когда поляну осветит и обогреет солнце. И лишь Алина и Катя все еще валяются в своих палатках, пригревшись в толстых спальниках, им лень вылезать из них, тем более в такой холод. Они давно не спят, мы перешучиваемся и переругиваемся с ними, пытаясь вытащить их к завтраку, который уже готов, но все тщетно! Дамы артачатся, им неохота выбираться на улицу. Они дожидаются, когда выйдет солнце и потеплеет. Впрочем, им лень вылезать каждое утро, пусть даже и в теплое.
– Катя-я-я! – весело кричу я.
– Что-о-о! – отвечает дальняя палатка, стоящая под наклоненной к ручью березкой.
– Завтракать будешь?
– Буду-у-уу! Неси сюда!
– Алина-а-а!
– Я! – отвечает другая палатка, прямо посреди поляны.
– Как насчет завтрака? А?
– Тащи!
Я наливаю в кружку чай, накладываю в миску гречневую кашу со сливочным маслом, кладу сверху бутерброд с ветчиной и тащусь к наклоненной березке. Подхожу к палатке, где навстречу мне жужжит замок-молния, раскрывая снизу небольшой проем прямо у заиндевевшей травы. Оттуда возникает нежная женская ручка с розовым лаком на ногтях. Ручка цапает миску с бутербродом и ложкой и ловко втягивается с ними внутрь палатки, потом появляется второй раз и столь же ловко забирает кружку с чаем. Снова жужжит замок, закрывая проем. В палатке начинает быстро звенеть ложка.
Катя Кузнецова
(фото В. Рыжкова, 2010 г.)
Потом иду ко второй палатке, что на середине поляны. Из щели в палатке возникает другая изящная женская ручка, на ногтях у нее – зеленый лак.
Исчезают внутри миска и кружка, жужжит замок, стучит изнутри посуда.
Минут через десять обе палатки вопят:
– Забирай!
Я забираю пустые миски и кружки, снова наклоняясь к щелям в палаточных дверях, из которых высовываются весьма довольные зеленые и розовые пальчики. Возвращаюсь к костру и силюсь вспомнить, где же я раньше видел такое? Ба! – да вот же где! – ведь именно так я кормил когда-то своего лохматого дворнягу Шарика во дворе нашего дома в степном алтайском поселке Шипуново! Шарик лежал в своей конуре у круглой дыры в передней стенке на мягкой подстилке из травы и сена, а я ставил ему миску с едой прямо перед преданной и довольной мордой!
– Ешь, Шарик, ешь!
Пинай его, суку, в живот!
После завтрака на мерзлой траве у нас короткий переход от высокогорных озер на реку Ороктой (котловина с тропами диких зверей), куда мы прибываем уже к обеду и встаем там лагерем. День опять выдается солнечный и жаркий. Тропа поначалу бежит красивым лесом от озера Тожонкуль вверх на невысокий перевал. За перевалом дорога устремляется вниз правым берегом Ороктоя, порой сбегая к самой речке, прямо по которой мы то и дело едем, поднимая брызги копытами коней. Речка Ороктой мелкая, чистая, каменистая.