Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 2 - стр. 35

Лезвие показалось лишь на цунь, но все внезапно осознали одну вещь.

Для того, чтобы занимать должность главы пика Цюндин, требуется нечто большее, чем приятный характер и невозмутимый нрав!

– Занять боевые позиции! – провозгласил старый глава Дворца.

Неужели вот-вот разразится сражение? На сей раз демоны даже не успели толком выйти на сцену, а люди уже готовы перебить друг друга без их помощи! Шэнь Цинцю охватило болезненное осознание неправильности происходящего. Он снял с пояса меч и швырнул его так, что Сюя вонзился в землю прямо у ног старого главы дворца Хуаньхуа.

Бросить меч врагу было равносильно сдаче в плен – тем самым он признавал готовность покориться приговору. Старый глава Дворца незамедлительно подхватил меч и велел адептам своей школы отступить.

– Шиди! – тихо произнёс Юэ Цинъюань.

– Шисюн, не говори ничего больше, – отозвался Шэнь Цинцю. – Пусть правда говорит сама за себя. Цинцю желает подчиниться и отправиться в заточение добровольно.

Этот выживший из ума глава Дворца вцепился в него мёртвой хваткой, а тут ещё сеятель на пару с Цю Хайтан – так что его заточение, считай, было делом решённым. Во всяком случае, в «Пути гордого бессмертного демона» такой эпизод присутствовал – Шэнь Цинцю думал было, что сумеет его избежать, однако, как он ни старался, его путь всё равно свернул на кривую дорожку оригинального сюжета. Единственное, что было в его силах, – это помешать двум крупнейшим школам вцепиться друг другу в глотки.

– Дальнейшее обсуждение не имеет смысла, – продолжал настаивать на своём Шэнь Цинцю. – Сейчас главное – чтобы правда восторжествовала.

Он не стал оборачиваться, чтобы не видеть выражения лица Юэ Цинъюаня, а вместо этого бросил мимолётный взгляд на Ло Бинхэ.

На его лице не отражалось ни злорадства, ни гнева. Он по-прежнему стоял недвижно, являя собой полную противоположность совершенствующимся, которые едва удерживались на ногах, зажимая уши ладонями.

После мучительно длинной паузы Юэ Цинъюань наконец убрал меч в ножны – раскинувшуюся над площадью гигантскую сеть будто сдёрнули одним стремительным движением.

Повернувшись к нему, Шэнь Цинцю отвесил глубокий поклон. Своими словами и действиями он в самом деле доставил главе школы немало беспокойства – именно этого он по-настоящему стыдился.

Цю Хайтан всё ещё всхлипывала. Проходя мимо, Цинь Ваньюэ задержалась, чтобы утешить её:

– Молодая госпожа Цю, как бы ни повернулось дело, три великие школы дадут вам исчерпывающий ответ. – Она намеренно выпустила из числа этих школ хребет Цанцюн, тем самым как нельзя яснее заявляя о своей позиции. Цю Хайтан явно была тронута, в её глазах вновь заискрились слёзы, когда она подняла голову, чтобы поблагодарить девушку, – при этом её взгляд упал на Ло Бинхэ, и она поневоле зарделась.

Шэнь Цинцю только что у всех на глазах выступил в роли шаблонного куколда[18], так почему же он не чувствовал себя ни капельки уязвлённым?

К нему подошли несколько адептов дворца Хуаньхуа под предводительством Гунъи Сяо, и в руках у них была до боли знакомая вещица.

«Привет тебе, вервие бессмертных, вот мы и снова свиделись», – мысленно помахал ручкой Шэнь Цинцю.

– Старейшина Шэнь, прошу меня простить. – В голосе Гунъи Сяо звучало искреннее сожаление. – Этот юнец будет обращаться с вами с должным почтением. Пока суд не установит истину, он не допустит, чтобы к старейшине было проявлено хотя бы малейшее неуважение.