Сирийский марафон. В тени летучей мыши - стр. 7
– В норме. Версты через две будем в точке.
Беспилотник неслышно парил в прозрачной, без единого облачка, выси. Редкие на такой высоте птицы не обращали внимания на механического собрата. За годы войны пернатых в этих краях поубавилось. Внизу теснились коробочки домов с редкими деревьями около. Зато в километре от строений писаной красавицей раскинулась мандариновая роща. Зеленые шары крон, словно после ножниц чародея-садовника. Оранжевые плоды греются на коричневых ветвях. Столбики системы полива у каждого ствола. Ровнёхонькие, как под линейку, дорожки. А в самом центре рощи двухэтажный дом с черепичной крышей цвета терракота.
На небольшом мониторе лэптопа возникла человеческая фигурка. Приблизившись к границе деревьев, двинулась в глубину.
– У нас гости, командир, – в наушнике прошелестел голос Чупа-Чупса.
– Много? – Кайда подошел к импровизированному очагу из трех плоских камней, что почти вплотную прижались прикопченными боками. Синеватый огонек сухого горючего, высунув узкий язычок в оставшееся между ними отверстие, сладострастно нализывал донышко медного чайничка, а тот, млея, вот-вот был готов закипеть.
– Одын, савсэм одын, – с фальшивым грузинским акцентом откликнулся наушник.
– Принято. На горизонте?
– Покой и благолепие. Гурий только не хватает.
– Умерь эротические фантазии, бесстыдник. Бди.
– Бдю, – уныло хныкнул динамик и затих.
– Как жизнь, Абдула? Вижу, не берет возраст, аксакал? – Кайда широко улыбнулся старому знакомому.
–Мала-мала живем, хлеб жуем, – в тон ответил курд. – Рад видеть тебя. Один пришел?
– Практически. С напарником, – Кайда продолжал улыбаться, вглядываясь в, расчерченное морщинами, лицо собеседника.
– Старею все-таки. Не заметил твоего парня.
– Не беда, Абдула. Главное, чтобы он плохих людей вовремя засек. Сейчас сидит себе на крыше, да гоняет квадрокоптер по небу. Новые технологии и до нас лапотных дошли.
– Убогими и сирыми ваших не видел никогда. И в восьмидесятых, когда первый раз в Союз попал. КГБ под Ташкентом для таких как я учебу организовал на полгода. И позже, когда СССР не было уже. Школу вы сохранили, молодцы.
– Школа у нас с тобой общая. И не самая худая, – Кайда достал из рюкзака металлический термос. – Чайку?
– Не откажусь. Чай у тебя всегда хороший. Да и разговор потечет ручейком. Извини, с возрастом на стихи тянет. Хотя какой с меня Омар Хайям? Всю жизнь, сколько себя помню, воевать приходилось.
– Ты настоящий курд. А это значит солдат. Вашему народу, думается мне, не скоро удастся получить независимость.
Абдула грустно усмехнулся:
– К сожалению, ты прав, Саша. Слушай, все хочу тебя спросить, откуда родом? Чернявый, горбоносый. Турок или грек?
– Из казаков. Станица Вёшенская, что под городом Ростов. А у нас в роду кого только нет. Гремучая смесь.
– Вёшенская? Погоди-ка. Тихий Дон? Шолохов? Вот так-так.
– Он самый. Читал роман?
– Доводилось. Сильная книга. Ладно, поговорим о делах.
Они расположились у глухой стены на первом этаже дома, использовав вместо стульев два ящика из-под цитрусовых. Хотя, домом здание назвать можно было с большой натяжкой. Судя по толстому слою песка на полу, стекла в окнах выбиты давно, да и штукатурка на бетонных стенах осталась фрагментами.
– Вчера приходил мой младший сын, – продолжил курд. – Как у вас говорят, в увольнительную. Миро уже три недели, как в учебном лагере. Американском. Сейчас изучают ПТРК “Tow”. На днях, говорит, завезли очередную партию и «Джавелины».