Сирены - стр. 6
Он повесил трубку, и я вернул телефон Росситеру.
– Итак, Зейн Карвер, – напомнил министр.
– Наркодилер.
– Зачем он вам?
– Чтобы выйти на остальных, если повезет.
– Вам велено подобраться к нему поближе?
– По-моему, задание вот-вот изменится.
Росситер промолчал.
– Карвер преуспевает потому, что он такой один. Бизнесмен среди отморозков. Моя задача – сыграть на этом.
– И как же?
– Есть три способа. Если грамотно надавить на него, он может сдать других дилеров. Он не самый влиятельный и не самый умный из них, но может подставить кого-нибудь покрупнее. Или сообщить, кто из полицейских работает на него. И самое интересное: возможно, он просто крышует.
– Кого?
– За ним могут стоять еще человек десять, о которых мы даже не слышали.
– Интересно, ради чего вы на это согласились? В смысле, теперь, когда ваше имя запятнано…
– Мое имя изначально мало что стоило. Итак, зачем я здесь, мистер Росситер?
Он снова сделал глоток, клацнув зубами о край бокала.
– Что вам известно о моей дочери? Младшей, Изабель?
– Хорошенькая, совсем юная. Восемнадцать, девятнадцать?
– Семнадцать, – поправил он. – И связалась с этим типом, Карвером.
– Так она же несовершеннолетняя. Вызовите патрульную машину, пусть привезут ее домой.
– Суперинтендант Паррс предложил то же самое. Боюсь, тут надо действовать тоньше.
В панорамные окна ударили крупные капли. Сначала единичные, они становились все тяжелее, стучали все чаще, и вскоре комнату окутала пелена дождя. Я ждал.
– Такой начитанный человек, как вы, скорее всего, помнит, в связи с чем Изабель в последний раз упоминали в новостях.
– Она упала в обморок, – сказал я. – От переутомления.
Росситер не шелохнулся.
– Попытка самоубийства?
Он кивнул.
– Изабель страдает депрессией. В какой-то степени это наследственное, по материнской линии. Попытки самоубийства были и раньше, но такая серьезная – впервые. Много крови, много шума. Разумеется, газетчики пронюхали. Мы скормили им версию переутомления. – Он смотрел куда-то в сторону, видимо заново переживая случившееся. – Я лично встречался с главными редакторами, умолял их.
– Представляю, как это тяжело, – сказал я.
– Правда? – Он посмотрел на меня, переформулировал вопрос: – А знаете, что самое страшное? Страшнее того, что ваша дочь ножом пропорола себе шею?
Я покачал головой.
– Самое страшное – когда дочь возвращается домой из больницы и ненавидит вас за то, что вы спасли ей жизнь. – Он допил коньяк. – Мы с ней тогда поговорили, Уэйтс. Она сказала, что понимает свое состояние, понимает, что ее ждут тяжелые дни. И очень спокойно объяснила, что этот день был не из таких. Она все прекрасно осознавала и не могла простить мне, что я вызвал «скорую».
– Долгой же была та извилистая дорожка, которая привела дочь министра к Зейну Карверу.
– Да, дорожка была и долгой, и извилистой, – кивнул Росситер. – Моя дочь познакомилась с ним через кого-то из друзей. Насколько мне известно, она уже месяц живет в Фэйрвью.
– Месяц?
Он промолчал.
Фэйрвью – так называлась резиденция Карвера. Большой викторианский особняк в южном пригороде, полном молодежи и студентов. Дом Карвера приобрел скандальную известность благодаря вечеринкам, куда стремились попасть все, от университетских сердцеедов до местных знаменитостей.
– Не знаю, что обещал вам Паррс, но мне даны указания не лезть в гущу событий. Я слежу, как передают деньги за товар, выпиваю с дилерами помельче…