Сиреневый коктейль - стр. 4
– Да, пивка светлого, – ответил я.
Бармен налил мне светлого холодного пива и закурил. Контингент в заведении остался прежним. Разве что к нам присоединилась Света с вермутом и апельсином. Пьёт и смотрит на прохожих. Редко кто из зевак на улице заглянет в её окно. Но когда это случалось, Света будто не замечала их.
Я решил присесть к ней за столик. Она милая женщина и вполне симпатичная.
– Добрый вечер, – приветствовал я Свету.
– Добрый, – как всегда печальным голосом ответила она.
– Как дела в школе? – попытался я завязать разговор. Светлана на меня бросила такой взгляд, что стало не по себе. Наверное, так она смотрела на самых злостных нарушителей школьного порядка.
– Макс, тебе заняться нечем? – ответила она. Света явно не в настроении, хотя половину бутылки уже выпила. Обычно под конец вечера она более дружелюбна.
– Я просто хотел поболтать.
– Прости, не люблю по вечерам о школе говорить, – ответила Света. – Видишь ли, Макс, завучем работают не те, кто бы любил школу или детей.
– Да, я понимаю.
– Или не так, – продолжили она, будто меня рядом и не было. – Сначала ты любишь детей и свою работу, а потом тебе предлагают стать завучем, и ты за первый же год забываешь всё хорошее, что есть в школе.
– От того тебе и грустно? – спросил я.
– Да.
Света стала ходить в наш бар года четыре назад. Два года она терпела работу завучем в школе, а потом пришла в бар к Степану. Раньше она была чуть добрее и веселее, чуточку разговорчивей и дружелюбнее. Но с каждым годом ей всё тяжелее и тяжелее. Света скучает по временам, когда работала учителем младших классов. Вот и топит свою память в вермуте.
Я молча допил свой бокал пива и пошёл к стойке за вторым. Вернулся к окну. Света всё так же смотрела на прохожих и пила.
– А ты чего такой весёлый? – спросила она. – Тебя же с работы выгнали.
– Так не всё так плохо оказалось, – ответил я и закурил. – Два дня дома бездельничал и, скажу тебе, очень даже не плохо. Не надо часами сидеть за роялем, не нужно никуда бежать, гладить белую рубашку.
– Да уж, велика радость, – иронично сказала Света. – А разве не в этом весь смысл? – немного погодя спросила она.
Мне пришлось задуматься. Ведь в чём-то она права. Мы всю жизнь спешим, что-то делаем, к чему-то стремимся. А моя профессия шагнула дальше всех в этом смысле. Творческие люди всё время что-то ищут. Не в этом ли смысл? В погоне. В суете самой жизни ради самой суеты жизни. Или жизнь в суете, в погоне. Нет. Бред.
– А разве в этом? Разве суета и есть смысл? – парировал я. – Какой смысл в постоянном поиске и беготне? В белой рубашке, в конце концов, – продолжал я. – А где тогда жизнь? Вот ты пьёшь…
– Пью, – подтвердила она. – Но я же не музыкант. На кой мне смысл-то искать. Я у тебя спросила, в чём смысл, если не в беготне и не в рубашке, что б её. Нас ведь этому учили. Вспомни уроки философии в педагогическом.
– Да помню я, – ответил я немного грубо. Половину бокала я уже выпил. Иногда с этой женщиной было тяжело говорить.
– Макс, зря ты так легко простился, – сказала Света. Её бутылка была почти пуста, а значит и её пребывание здесь подходит к концу.
– С работой? – уточнил я.
– С прошлым, – пояснила она. – Ты всегда легко всё отпускал.
– Да почему ты такого мнения?! – взбунтовал я. Эта женщина меня практически не знает. За эти четыре года мы общались с ней раз пятнадцать от силы, и всегда на отвлечённые темы, а тут она мне такое заявляет.