Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья - стр. 50

– Лэйе Астрапэ!

Собственный голос Робер узнал, зато все остальное уверенно обернулось пакостным бредом, разве что солнце сияло по-прежнему. Ставший безжалостным свет омывал серые стены, превращая лужи в злобные зеркала, но хуже всего был переливчатый. Гад старательно махал крыльями, однако птичьего в нем осталось немного. Вниз стремился некто тучный, в лоснящейся по швам одежде. Эпинэ ясно видел полускрытую туевым венком плешь, выставленные вперед ноги в туфлях с пряжками, внушительный, оснащенный хвостом-веером зад. Жуткая в своей нелепости тварь была не одинока – со всех сторон неслись такие же… птицы, терраса их не занимала, вожделенная цель была внизу, но ей завладели успевшие раньше. Запоздавшие валились копошащимся на головы, проталкивались вниз, били крыльями и наверняка орали, но в этой Нохе все, кроме Робера, были немы – и люди, и полуптицы, и колокола.

Смотреть на давку не хотелось, и Робер поднялся к самому гребню. Площадь перед аббатством не изменилась, к ней по-прежнему лепились дома, черные, выгоревшие, но дыма видно не было, пожары давно отполыхали. Эпинэ попробовал присесть на крышу, та ушла куда-то вниз, ходить по старой черепице получалось, сесть или хотя бы тронуть рукой – нет. В довершение всего над молчащим городом вставала свинцовая туча, а небо перед ней расцарапывали белые тонкие облачка.

Гроза собиралась стремительно, но заливавший Олларию свет делался лишь ярче. Не выдержав, Иноходец прикрыл глаза ладонями – туча не пропала, просто в нее плеснули то ли крови, то ли заката. В черно-багряных клубах мелькнуло крыло, по счастью, не голубиное, и тут же небо вспорола первая молния.

– Здесь становится скучно, – пробормотал гром, – и мокро.

– О да, – откликнулся ветер, – Эпинэ и тот заскучал, а так хорошо сидел…

– Я не скучаю, – объяснил непонятно кому Иноходец, – мне здесь не нравится.

– Уходи, – разрешил гром, – запомни и уходи.

Странное разрешение, хотя торчать на крыше и впрямь нечего, Робер отнял руки от лица – он был уже на террасе. Один! Монах пропал, но птицечеловечья толпа внизу продолжала толкаться. Наверняка они что-то клевали, наверняка это им казалось вкусным, нужным, главным… В мешанине голов и венков голодно блеснуло – кто-то выхватил нож. Крылья стали не нужны, крылья исчезли, а вот хвосты остались. Голубиные распущенные хвосты, за которые хватали соперники. Зачем?! Неужели втоптанные в грязь крошки стоят крови? Или там, под кипящей кучей, есть что-то еще? Есть! Смерть, и много.

Больше Савиньяк не сомневался – в смерть галерея выдавливает, а в жизнь нужно либо вырываться самому, либо ждать помощи. Если он сейчас просто без сознания, шанс в лице Вальдеса у него есть, и немалый. Ротгер знает про госпожу Арамона, да и сам далеко не прост, хуже, если альмиранте загуляет, и совсем плохо, если никакое тело нигде не лежит, исчезли же Джастин, Удо Борн и Свин.

– Капитан Арамона, – тоном благосклонного Проэмперадора произнес Савиньяк, – мне нужно с вами поговорить. О вашей недавней просьбе.

Будь Свин поблизости, он бы не замедлил явиться, но у выходцев свои невозможности. Надеяться можно только на Вальдеса и на себя. Ты жив и в силах затащить сюда родных при помощи крови. Ты сошел с портрета и сумел отправить туда брата, сделав с ним то, что Придд и Мэллит проделали с выходцами. Сами себя упокоить Джастин и Удо не могли, так что прижаться к картине и ударить себя в сердце – не выход, да и не получится это. Даже если притащить обломки от камина и соорудить из них что-то вроде постамента, помешает рама. Попытаться рассечь холст? Не исключено, но что просочится в эту дыру и как это аукнется горячим?