Синий город на Садовой - стр. 3
– Фиг с ней. А с локтем у тебя что?
– Где?
Подавив стеснительность, Федя взял ее руку, повернул (черный аппарат опять закачался на ремешке). С локтя сорвалась красная капля.
– Ох, я и не заметила с перепугу… Тут гвоздь в заборе.
– Гвоздь, он ржавый. Вот протянешь ноги от заражения…
На «Росинанте» было две сумки-аптечки: одна под рамой – для велосипеда, другая под седлом – для всадника.
Федя разорвал хрустящий пакет с бинтом, скрутил тампон.
Ранка на локте была небольшой, но глубокой. Федя промокнул ее марлей, отбросил в подорожники покрасневший комок. Скрутил из бинта другой. Зубами вынул пробку из коричневого пузырька. У девочки жалобно округлился рот.
– Можешь визжать, только не дергайся, пожалуйста…
Морщась, как от собственной боли, он прижал к ранке пропитанную йодом марлю. Степка при таких случаях таращил глаза и мужественно сопел. Девочка страдающе сказала:
– Не буду я визжать… Ой… А ты что, всегда с собой медикаменты возишь?
– Ага… Говорят, что я перестраховщик…
– Кто говорит?
– Все… Родители. И я сам…
Он забинтовал ей локоть.
– Как у тебя ловко выходит… Учился, да?
– На себе. И на родственниках, – буркнул Федя. – Ну, все. Теперь будешь жить. Пока… – Сунул остатки бинта в сумку, встал на педаль.
– Постой. А майка-то…
– Что – майка? Я же ее йодом не заклею…
– Давай зашью. Услуга за услугу…
Он вдруг смутился. Проворчал:
– Я медицинские услуги бесплатно оказываю. Сейчас милосердие в моде. Социализм с гуманным лицом…
– Лицо-то гуманное, а спина драная. Как поедешь?
Федя опять дотянулся до спины. Клок был изрядный.
– А ты тоже перестраховщица? Иголку с собой носишь?
– Я живу тут в двух шагах. Пойдем…
– Ну да! Приведешь с улицы ободранного незнакомца, родители – в обморок. Да еще велик небось по лестнице тащить…
– Не надо тащить… А штопка – это же не йод, не страшно…
Федя подумал, что в драной майке являться в детсад за Степкой и в самом деле неловко. А заезжать домой и переодеваться – волокита.
– Ну, пошли уж…
Они, не глядя друг на друга, спустились до перекрестка, свернули на улицу Декабристов.
– Вот здесь я живу.
Дом был деревянный, в шесть окон. Видимо, двухквартирный. Ставни, точеные шишечки на карнизах. Старина…
– Вот мое окошко, крайнее…
– Прекрасно! – обрадовался Федя. – Сядешь на подоконник и будешь зашивать. А я здесь подожду, в палисаднике.
– Как хочешь…
Девочка ушла в калитку и через минуту толкнула изнутри оконные створки.
– Давай…
Федя прислонил «Росинанта» к изгороди, а сам перескочил внутрь палисадника, где росла высокая трава и рябинки. Довольно ловко вышло. Он сдернул через голову майку, бросил ее девочке, а пакет с марками – вполне уцелевший при аварии – положил на подоконник (он был на уровне Фединого подбородка). Девочка посмотрела на конверт и ничего не спросила. Потом задержала взгляд на Феде. Тот понял, что она смотрит на его медный крестик. Внутренне напрягся, готовый огрызнуться на любопытство. Но девочка молча заработала иглой.
Она сидела, свесив ноги в комнату. Спиной и боком к Феде. Шила быстро, широкими ровными взмахами. Бинт на локте летал туда-сюда белой бабочкой. Майка была красная, нитку девочка тоже взяла красную, точно в цвет. И эта маленькая ее предусмотрительность вдруг вызвала у Феди симпатию и благодарность.
Девочка откусила нитку, кинула майку Феде: