Сингония миров. Относительность предопределенности - стр. 5
– Привет, привет! – обрадованно воскликнула она, чмокая гостей по праву хозяйки.
– Его так нежнее целовала, – шутливо заревновала Наталья.
– А мне Миша больше нравится! – рассмеялась Сосницкая, простодушно признаваясь. – Пойдемте!
На лестницах и в коридорах Института мозга их встречали сотрудники, но вот с ними Светлана вела себя строже, с приветливой сдержанностью, проводя в общении незримую «красную линию».
Клацнули обе двери директорского кабинета, замыкая маленький тамбур – и отсекли все внешние шумы, шаги и голоса.
– Раздевайтесь! – скомандовала Сосницкая.
– По пояс? – смиренно уточнил Гарин.
Директор института мило порозовела, а Наталья хихикнула, сбрасывая на руки Мише теплую куртку. Он аккуратно сложил ее в уголку дивана, кинув сверху свое короткое черное пальто – и плюхнулся в скрипнувшую мякоть. Наташа гибко присела рядом, теряя обычную непринужденность.
– Ты звонила насчет Миши… – выговорила она, смутясь и начиная нервничать. – Не этого Миши… Точнее, не совсем этого… Ну, ты понимаешь!
– Вот что, дорогие мои, – серьезно сказала Света, устраиваясь не за столом, а в кресле, напротив парочки. – Сначала давайте поточнее, почётче сформулируем проблему. Давайте спросим себя: нужна ли была, вообще, прошлогодняя «хронодиверсия»? Нужно ли было пересаживать юному мальчишечке, Мише Гарину – за два месяца до его шестнадцатилетия – сознание взрослого Михаила Петровича, которому стукнуло шестьдесят? – выдержав короткую паузу, она сама же себе и ответила, с чувством, весомо: – Нужно было! Просто необходимо! Ну, не будем расписывать грозные и печальные последствия провала «хронодиверсии» или отказа от нее – вы полностью в курсе. Сосредоточимся на морально-этическом аспекте. Верно? Наташа!
Ивернева коротко выдохнула, и заговорила, волнуясь:
– Проблема в том, что… Да, мы спасли мир от ретроаннигиляции! Мы можем даже гордиться, что при этом пострадал всего лишь один человек – тот самый мальчишечка, Миша Гарин. Но вот это и не дает мне покоя! Да и Мишечке тоже…
Насупясь, медленно потирая ладони, Михаил развел их, молча признавая правоту любимой. Подумав, он добавил вслух:
– Вышло так, что этот мальчишечка пожертвовал собой, став моим реципиентом. Личность пожилого Михаила Петровича заместила «Я» Миши Гарина – и всё, считай! От юнца осталось только тело – молодые мехи наполнились старым, выдержанным вином…
Тут в приемной завозились, влажно щелкнула дверь – и порог переступила Лея. Высокая, стройная, сексуальная, она внесла в кабинет такой накал женственности, что Гарину стало душно.
– Всем привет! Привет, папулечка! – защебетала «умная блондинка», входя в образ златокудрой малышки. – Я не слишком опоздала? – с размаху усевшись между папой и мамой, отчего ее большие груди упруго подпрыгнули, Лея обняла родителей и ослепительно улыбнулась.
Сосницкая отзеркалила ее улыбку.
– Пустяки, Леечка, – заворковала она, – ты как раз вовремя…
Наталья улыбнулась, тая в движеньи губ памятное, но невысказанное.
При всём милосердии врачей люди этой профессии отличаются некоторым… как бы тут помягче выразиться… цинизмом, чего уж лукавить. Такая у них профессиональная деформация сознания – медику нужно спасать людей, причиняя им боль, и чрезмерная жалость здесь неуместна.
А Светлана… Когда-то, давно уже… ох, очень давно… она волею судеб оказалась «меж трех огней». Хотя… Наталья поглубже окунулась в омут памяти. Ох… она познакомилась со Светой, именно как с врачом, сорок лет тому назад… Ужас! Да, всё закрутилось-завертелось именно в семьдесят восьмом. Вроде бы Светлана Шевелёва в тот год еще не вышла замуж за Юру Сосницкого… И совершила открытие под девичьей фамилией – обнаружила в мозгу у «сибирской ведьмочки» точно такую же таинственную структуру, что и у Миши. Позже этот нейронный кластер назовут метакортексом…