Синдром Настасьи Филипповны - стр. 4
– Алло! Земля вызывает Ямпольского! – окликнула его Нина, щелкая пальцами в воздухе.
Он не слышал, пришлось ухватить его за рукав.
– Что? А, да.
– Что «да»? Ты программу принес?
– Принес, – кивнул Даня, с трудом возвращаясь на землю.
– «Технический нокаут», так ты это называешь? – спросила Нина. – Загрузить-то сможешь?
Даня почувствовал, что задета его профессиональная гордость. Нина на это и рассчитывала.
– Конечно, смогу, – ответил он.
– Ну идем. Я тебя с ней потом познакомлю, – пообещала Нина. – Только помни, это тот случай, когда говорят: «Хороша Маша, да не наша».
Даня пропустил эти слова мимо ушей. Усевшись за компьютер, он успокоился, почувствовал себя в своей стихии. Когда компьютер заурчал, словно сытый кот, считывая, вернее «распаковывая», как сказал бы сам Даня, новую программу, он окинул взглядом зал и сразу нашел ее. Высокая, точеная, как статуэтка, она притягивала взгляд подобно магниту. На ней было бледно-зеленое, почти белое (Даня еще не знал, что этот цвет называется фисташковым) платье из шелка-сырца с воротником-ошейником, но без рукавов, оставлявшее обнаженными плечи и спину. Ее кожа, казалось, была подсвечена солнцем изнутри.
Кругом царила невообразимая суета. Операторы устанавливали камеры, все куда-то бежали и возвращались, спотыкаясь о провода и цепляясь за стулья, только она одна оставалась невозмутимой. Нина подошла к ней и о чем-то попросила, она скрылась за какой-то дверью в глубине зала, но тут же снова появилась на возвышении, которое – это Даня уже знал – называлось подиумом. Высокая, тонкая – сноп золотистого света, выбивающийся из светло-зеленого футляра платья.
«Будет наша», – с неожиданной для себя злостью подумал Даня.
К нему опять подошла Нина.
– Может, попробуем? – спросила она.
– Ноль секунд, – ответил Даня, – сейчас распакуется.
Программа раскрылась, и он дал команду медленного выключения верхнего света. Операторы взвыли, кто-то попытался включить выносной софит, но Даня строго-настрого приказал Нине прекратить это безобразие. Она с улыбкой кивнула и отошла от него. Софит погас.
Когда в зале осталась лишь слабая подсветка да тлеющие огоньки включенных телекамер, Даня врубил световой занавес: тысячи острых, направленных лучей ударили в потолок вокруг подиума. Он еще немного поколдовал, убрал интенсивность, и на подиуме возникла одинокая фигура – тонкая и гибкая, как хлыст, Юля. Нина попросила ее пройтись, и хищный луч, державший ее в фокусе, двинулся за ней как живой. Куда она, туда и он.
– Отлично! – воскликнула Нина. – Давайте устроим прогон.
Даня дал вокруг подиума мягкий, рассеянный, словно клубящийся свет. По подиуму пошли манекенщицы. Они еще не переодевались, просто ходили взад-вперед, замирали, откинув голову назад и выставив вперед бедра, поворачивались и уходили, каждая в своем луче, не покидавшем ее ни на секунду. Потом он опять включил световой занавес, и на мгновение все ослепли, а когда занавес погас, подиум оказался пуст: манекенщицы испарились как по волшебству.
– Класс! – восхитилась Нина.
– Фирма веников не вяжет, – улыбнулся ей Даня.
Опять, словно ниоткуда, возникла Юля.
– Беги в раздевалку, а то они сейчас без тебя подерутся.
– Господи, ну что опять? – простонала Нина и убежала.
– Хотите посмотреть, как это работает? – предложил Даня.