Синдром Л - стр. 29
– А как ты думаешь, сколько всего у нас стукачей?
– Ну ты, парень, даешь! – поразился Чайник. – Это же государственная тайна! Ее, может, только на самом верху знают. Ну, а если бы я даже знал, ты что же думаешь, так прямо взял бы тебе и сказал?
Вижу, Чайник сердится, даже матом ругаться перестал. Боится, видимо, что я его провоцирую. Ну а даже если от простодушия, думает он про меня, так это простота, которая хуже воровства. И, в общем, он, конечно, прав. Но я чего-то завелся, остановиться не могу.
– Ну, как ты думаешь, из самодеятельного населения какой процент? Каждый пятый? Или третий? Или второй? У тебя часто один агент на другого стучит? У меня случается… А это значит, что…
– Замолчи! – повысил голос Чайник. А потом говорит: – Ты здесь посиди, остынь, а я пойду покурю.
И вышел. А я листаю очередную папку и думаю: хорошо все-таки, что я курить бросил. И еще: а чего, собственно, мне на Чайника обижаться? Да и ему на меня злиться нечего. Что я такого ужасного сказал? Предположил, что у нас агентов, то есть добровольных сотрудников, много? Так их и должно быть много! Разве в вышке не учат, что органы – ум, честь и совесть нашей эпохи? И что помогать им – священный и патриотический долг? Так что же ужасного в том, чтобы предположить, что общество достигло столь высокой гармонии? Может, это как с сексом? Все понимают, что это самая замечательная вещь на свете, но вслух говорить – ни-ни! Ну, и потом, насчет провокаторства… А что это, собственно, такое? Всего лишь дурацкое эмоциональное фраерское слово. Подобное занятие можно совсем иначе назвать – «специальный метод выявления скрытого противника». Вполне даже профессиональное поведение, между прочим. Многие из наших этим занимаются даже просто на досуге – бессознательно, по привычке. Но почему-то не хотелось мне, чтобы Чайник так обо мне думал. Как о таком вот профессионале. Хотя почему бы и нет? Что зазорного-то? И потом, кто он мне, Чайник этот? Ни сват, ни кум, ни брат. С какой стати сантименты такие? Все-таки с нервами у меня в последнее время определенно что-то не то стало.
Чайник вернулся и молча принялся папки листать. Только сопит и по стулу ерзает. Листаем мы оба, сопим и молчим. Потом вижу: Чайника распирает, на что-то такое натолкнулся, чем ему не терпится поделиться. Наконец он вдруг выругался витиевато и говорит:
– Во, блин, дают!
– Что там такое?
– Да представляешь, тут один мучудак оперативнику взятку предложил!
– Да ты что!
– Да запросто! Сначала писал на своих соседей, писал, уж такими врагами народа их рисовал, что куратор стал подозревать корыстный интерес. И точно, выяснилось: на квартиру претендует. Он даже и признался: для дочки с внучкой, не для себя, говорит. У дочки здоровье слабое, муж бросил, ей помощь нужна, внучка тоже болеет, места в детском садике давно ждем. А соседи, они точно люди нехорошие, евреи к тому же.
– Что, и на самом деле евреи?
– Да нет, конечно! Скажешь тоже… Не половинки даже… И вообще, ничего на этих самых Ахромеевых по другим источникам не приходило. Опер даже решил подослать к ним другого, опытного агента, чтобы спровоцировать на высказывания. И что ты думаешь – ни ера не вышло, дохлый номер! Агент их провоцировал-провоцировал, всякие им там идеи, как полагается, подкидывал, но они всей семьей знай вежливо кивают и на все говорят: не нашего ума это дело.