Симфония апокалипсиса - стр. 18
– Благородный рыцарь.
Повернувшись, он увидел старика в пыльном темном кесуте – обычном еврейском халате. На голове его была чалма пеэр, тоже традиционный еврейский головной убор.
– Кто ты?
– Творение Создателя, как и ты.
– Ты говоришь по-французски без всякого акцента. Ты француз? Тогда почему ты одет как еврей?
Старик покачал головой:
– Луна светит ярко, на небе ни облачка. Тебе видно мое лицо?
– Разве что от кончика носа и ниже, – хмыкнул де Пейн.
– Ну так посмотри на мои губы, они-то тебе видны.
Де Пейн вдруг понял, что губы старика не шевелились. Но ведь он говорил! Однако Гуго быстро взял себя в руки.
– Ну что ж, еще один фокусник-чревовещатель. Весь Восток роится такими «волшебниками».
– А разве я называл себя волшебником, Уго де Пагани? – возразил старик, и на сей раз де Пейну стало по-настоящему страшно, ибо последние слова незнакомец произнес на итальянском языке, причем именно таком, на котором говорили в Кампаньи, откуда родом был гордый рыцарь де Пейн. О том, что родился он в Южной Италии, не знали даже ближайшие его друзья. Тем более никто не знал его настоящей, отнюдь не аристократической фамилии. Хриплым голосом Гуго произнес:
– Что тебе от меня нужно?
– О! – Старик вскинул руки. – От тебя? Наоборот, брат мой, совсем наоборот. Это я пришел, чтобы дать тебе все.
– Все? Что значит это «все», ты, выживший из ума бродяга?
Старик гневно пристукнул посохом, который держал в руке:
– Cave! Nescis quo loqui[8].
– О-о-о, – протянул Гуго. – Латынь. Да ты, похоже, знаток языков. Но, может, перейдем к делу? Я голоден, а ужин вот-вот будет готов.
– Sequere me[9], – бросил через плечо незнакомец, уже отвернувшись от собеседника и уходя по склону горы.
Де Пейн, поняв, что вся его бравада не стоит и ломаного гроша, побрел за стариком. Пройдя сотню шагов, он остановился и спросил:
– Куда ты ведешь меня?
Старик резко развернулся:
– К СВЕТУ, mio piccolo Hugo![10] – Голос его, удивительно мощный в хрупком старческом теле, звучал как голос человека, привыкшего повелевать. – К свету и к тому, кто способен одарить этим светом тебя!
Они подошли к черному проему – входу в пещеру. Де Пейн остолбенел. Он знал каждую пядь земли на Храмовой горе, но никогда никакой пещеры здесь не видел.
Внезапно в руках старика оказалось деревянное распятие. Он держал его, обратив фигурку Христа к оцепеневшему рыцарю, который, придя в себя, опускался на колени, прикоснувшись ладонью ко лбу, чтобы сотворить крестное знамение.
– Прекрати, – приказал незнакомец. – Немедленно прекрати эту комедию. Преклонять колени перед изображением этого проходимца ты будешь тогда, когда наши с тобой интересы того потребуют. – Он бросил распятие на землю. А теперь повтори трижды: «Отрекаюсь от Иисуса, ибо не он есть Христос и Спаситель».
Рука де Пейна молниеносно легла на рукоять меча. Старик, улыбаясь, наблюдал за ним. Меч вышел из ножен наполовину и застыл, словно перехваченный чьей-то могучей рукой. Гуго покраснел от натуги, но клинок оставался неподвижным. Спутник де Пейна сделал легкий взмах ладонью, и меч вошел обратно в ножны, лязгнув об окольцовку эфесом.
И рыцарь де Пейн набрякшими и онемевшими, словно после удара кулаком, губами произнес, сам не веря тому, что происходит:
– Отрекаюсь от Иисуса, ибо не он есть Христос и Спаситель. – Он хотел зажать себе рот ладонью, но рука не повиновалась. И он снова и снова произнес кощунственную формулу отречения.