Сильва - стр. 6

– Ладно, живи! – смилостивилась Машка – Но я считаю, что Китайцу даже мысли нельзя было допускать, что выкуп можно не платить! Хоть ты что мне говори, но я уверена, что права!

– И не собирался ничего говорить! – сказал Григорьев – Конечно, права! С общегуманитарной точки зрения – сто раз права! А вот в картине мира Китайца, все-таки, он был прав! Понимаешь, о чем я?

– Что, мол, у каждого своя картина мира и своя мораль? – Машка посмотрела на небо за стеклом иллюминатора сквозь стакан с виски – Но ведь должны же быть какие-то общепринятые нормы?! Или что, если у тебя есть деньги, то ты можешь купить себе индульгенцию?!

– Ну, выходит, что так… – сказал режиссер – Не скажу, что это правильно, но с грустью констатирую, что часто очень, так оно в реальной жизни и бывает! И здесь уж, как повезет! Вот мы и вернулись снова к теме везения и невезения!

– А при чем здесь везет – не везет?! – не поняла Машка – Или ты про Иммануила? Или про Семена?

– Вообще, про семью Шнайдеров! – сказал Григорьев.

– Так здесь везение не при чем – пожала Машка плечами – Если бы Иммануил думал о будущем и не тратил деньги на всякую ерунду, то, возможно, сам смог бы спасти сына!

– Вот видишь! – ликующе сказал Григорьев – Все-таки, оказывается, Китаец был прав! Ну, признай уже это!

– Демагог! – фыркнула Машка – Словоблуд и балабол! Ладно, демиург страстей, дальше будешь слушать?

– Конечно буду! – с жаром сказал режиссер. Он совершенно забыл уже, как поначалу отнесся к тому, как ему не повезло оказаться с этой красноволосой красоткой в соседних креслах…

…Анна Селиверстова была настоящей женой – заботливой, участливой, понимающей и уверенной в том, что муж просто не может быть неправым только потому, что это был ее муж – единственный и неповторимый на всем белом свете человек, которого она любила искренне, беззаветно и самоотверженно. Она часто вспоминала, как когда-то давно, когда Виктор еще не был Витей – Китайцем, а просто Виктором Китаевым, и ездил он на обычной вишневой «девятке», они катались на этой самой девятке за город, жарили шашлыки, пили какое-то дешевое вино, собирали грибы, чтобы потом, наколов их на палочки, пожарить их над пламенем костра. Как целовались они до безумия, пока не заболят губы, сидя все в той же девятке. Как покупал Витя ей Марсы и Сникерсы, когда они были еще заморской диковинкой, и как они были счастливы! По-настоящему счастливы! Как могут быть счастливы только искренне любящие друг друга мужчина и женщина. Постепенно это счастье как-то остывало, уменьшалось и становилось все более тусклым. Анна заметила, что чем выше поднималась их семья по социальной лестнице, карабкаясь на какие-то заоблачные высоты, к которым так рвался Виктор, тем меньше оставалось от счастья. Словно оно осталось где-то там, внизу и порой его невозможно было разглядеть среди фантиков от тех самых Марсов и Сникерсов, которыми был устлан их путь наверх. Анна, конечно, замечала это, но она искренне полагала тогда, что это неотделимое свойство счастья – постепенно уменьшаться с течением времени и с ростом благополучия. В принципе, анну нельзя было назвать наивной легковерной дурочкой, хоть внешне они и производила такое впечатление. Это была хрупкая, изящная девушка с большими темными глазами, богато опушенными ресницами. У нее были короткие светлые волосы и трогательная челка, делающая ее облик каким-то щемяще – беззащитным и трогательным, даже, возможно, немного детским. Анна и Виктор поженились, когда Анна узнала, что беременна. К этому времени они уже дружили семьями с Шнайдерами и даже купили квартиры дверь – в дверь, на одной лестничной площадке, в знаменитой высотке на Котельнической набережной. А когда у Селиверстовых родилась Маша, Анна с головой ушла в материнство. В ее жизни, похоже, наконец-то все сложилось, и она получила то, для чего была рождена на свет. В ее мире наступил покой и гармония. Она была счастлива тем, что у нее была обожаемая ей Маша. А те самые обрывки счастья, оставленные на пути к вершине, казались Анне чем-то вроде вешек, по которым, если будет нужно, они с Виктором найдут обратный путь. Виктор уже стал Витей – Китайцем, но Анна не хотела даже вдумываться, чем и как ее муж зарабатывает на благополучие их семьи. Она спряталась за материнским счастьем, как за кружевной занавеской, совершенно не заботясь о том, что кружево это слишком тонкое и порвать его – пара пустяков. И вот сейчас, когда в семью Шнайдеров пришла такая страшная беда, кружевной домик Анны Селиверстовой начал рушиться и рваться в клочья. И клочки эти падали туда, к подножию этой лестницы к успеху, где среди фантиков от Сникерсов и Марсов, валялись обрывки их с Виктором счастья. Анна вдруг с ужасом поняла, что рядом с ней не тот Виктор, с которым она целовалась до одури в вишневой девятке и жарила грибы на костре, наколов их на палочку. Рядом с ней был совершенно бесчувственный, озлобленный и очерствевший сердцем, автомат по добыванию денег. И если поначалу эти самые деньги были для Виктора именно средством, благодаря которому он создавал для своей семьи комфорт и удобную жизнь, то сейчас деньги стали для него самоцелью. Ему нравилось быть богатым – вот в чем было дело! Это открытие повергло Анну в шок. Она понимала, что должна что-то сделать, но не знала, что именно. Анна чувствовала полное бессилие, близкое к отчаянию. Она понимала, что должна попытаться спасти Семена, и даже начала было разговор с мужем, но тот даже слушать ее не стал, в трех предложениях озвучив ей свою позицию по данному вопросу. Анне стало очень страшно. Ее мир рушился на глазах. Она поняла отчетливо и ясно, что если Семен погибнет, виноваты будет в этом не только Виктор, но и она, как часть семьи Селиверстовых! Анна не готова была к такой ноше и лихорадочно стала думать, как уберечь Машу от ужасной угрозы, надвигающейся на их семью, подобно цунами на побережье Японии…