Сильные впечатления. Роман - стр. 3
В тот день Машу осыпали цветами.
– Улыбайся, – нашептывал Маше папа, чинно ведя под руку по направлению к месту назначения, – если б ты знала, сколько за все это уплочено!
Его медоточивый голос неизбежно обнаруживал вековечную печаль. Папа никогда не простит Маше плохих отметок в школе, ста рублей, украденных на помаду, а также, конечно, ее вопиющей беременности, узнав о которой он быстренько поволок Машу аж в город Киев – подальше от грязного панкафашиста, мальчишки, который, как предполагал папа, опорочил его голубку прямо в лифте, не снимая даже своих драных кожаных штанов.
Папа вообще считал своим святым долгом осуждать всяческих фашистов. Он бы, пожалуй, примирился даже с безродным джинсовозасаленным юнцом-хиппи. Только не с красно-коричневым говном. Тут уж он не стеснялся в выражениях. Он гордо называл себя «шестидесятником».
От города Киева, а вернее, от престижной цековской больницы с обширным гинекологическим отделением у Маши остались самые теплые и живые воспоминания. Заправлял там делами свиноподобный вивисектор на пару с усатой ассистенткой, за твердый тариф обстригающий у блудливых школьниц несчастных зародышей… Да что уж там!
Итак, Маша и папа уже были на полпути к месту встречи брачующихся, как вдруг родитель прошептал:
– А тебе действительно хочется замуж, доченька?
Появился слабый луч надежды, что папа даст задний ход, и они преспокойно отправятся домой и впредь будут делать вид, будто бы никакого жениха и не было… Однако, вместо этого, родитель душевно успокоил Машу, объяснив ей в сжатой форме, что особенно теперь, в наши постзастойные времена, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Намекал он, к тому же, на склонность Маши к полноте и, вообще, ее развитые пищевые инстинкты.
Надо полагать, что и Машу он зачинал с чувством, которое никак нельзя назвать не только любовью, но и даже мимолетной страстью.
И вот теперь папа преспокойно спроваживал Машу, предавая ее в руки человека, который, возможно, посягнет не только на ее тело, но и на саму душу.
Что касается Маши, то она ощущала изрядное смущение. Странные судьбы выпадают девушкам на 1/6 земного шара, славящейся дружбой народов. Сначала папаеврей вкупе со славянофильствующей мамой. Если первый, признаться, так до сих пор и не определился в своих религиозных наклонностях, последнее время колеблясь между евангелистами и баптистами, по причине их цивильных манер и бьющей в глаза демократичности, то вторая последовательно исповедовала веру предков – православие, – лишь эпизодически соблазняясь строгой эстетикой старообрядчества… И вот теперь – этот Эдик Светлов.
Когда в столичном храмесинагоге Маша стояла покрытая дорогим покрывалом, – что было частью еврейской свадебной церемонии, – то не чувствовала в этом никакого высокого символического значения – разве что одну беспросветную показуху.
Богато расшитое покрывало, на котором вытканы премиленькие цветочки, розовые лепесточки, замысловатый древний орнамент, а также пухленькие ангелочки, игриво плещущие водицей сластолюбивым девственницам в их алчущие ротики… Все это, понятно, не имело ничего общего с тем, как будет выглядеть Машин новый дом, – а именно, трехкомнатная квартира на Пятницкой улице с кухней вместо столовой и окнами на восток, – и как там угнездятся супруги Светловымладшие.