Сильнодействующее средство - стр. 53
Одной такой парой были профессор Дмитрий Авилов с женой, недавно переехавшие из Советского Союза.
Раньше Авилов работал в Академии наук СССР и достиг в своей области – это была генетика – таких успехов, что на протяжении нескольких лет его склоняли к эмиграции научные учреждения сразу нескольких стран Запада. Никакой политической подоплеки тут не было – речь шла лишь об условиях для научной работы, несравнимых с тем, что были в СССР, и заманчивых «капиталистических» заработках.
И вот наконец во время международного конгресса в Лондоне супружеская пара сбежала и попросила убежища на территории американского посольства.
К тому времени Авилов уже выбрал для себя Гарвард – не только из-за предложенных здесь особенно щедрых условий, включавших собственную лабораторию, но также благодаря репутации, какую медицинский факультет этого университета заработал в деле лечения бесплодия. Авилов с женой были вместе уже более пяти лет, но завести детей им пока так и не удалось.
И вот теперь перед Адамом сидел высокий, широкоплечий русский и его миниатюрная, пышногрудая жена.
Аня Авилова была красавицей – но не по стандартным меркам. У нее были большие, глубоко посаженные карие глаза и нежные, не слишком правильные черты лица. При этом было видно, что собственная внешность ее мало заботит. Коротко стриженные темные волосы небрежно падали на лоб, она то и дело отбрасывала их назад, так что в голову приходила мысль о нервном тике.
Обычно пациенты Адама не отличались оптимизмом. Как правило, все они имели за плечами безрадостный опыт консультаций с многочисленными специалистами и бессчетные разочарования. Группа Адама Куперсмита была их последней надеждой, за которой лежало безбрежное море отчаяния.
Но Аня была совсем другой. Внешне ее история походила на истории сотен таких же отчаявшихся женщин, с которыми Адам имел дело изо дня в день, но ничто в ее лице не указывало на пораженческие настроения. Ее несгибаемый, неистребимый оптимизм не мог никого оставить равнодушным.
Муж, наоборот, был мрачен и высокомерен, но Аня всячески старалась смягчить это впечатление, много шутила, и чаще всего – над собой.
Такая неуместная веселость заставила мужа нахмуриться.
– Что за ребячество! – громко прошипел он. – Это же всемирно известный ученый!
– Я, может, и известный ученый, – встрял Адам, – но на смех аллергии у меня нет.
Таким деликатным образом он хотел сказать Авилову, что не следует третировать жену.
– Доктор Куперсмит, у вас очаровательная дочь, – произнесла русская, глядя на фотографию в серебристой рамке.
Похвала прозвучала вполне искренне. Как и тоскливая нотка в голосе – Адам ее сразу распознал.
– Благодарю, – мягко ответил он.
Адам вечно сомневался, стоит ли держать фотографию в кабинете – не будет ли она дополнительным напоминанием его больным о том, чего они лишены в жизни.
– Посмотри! – обратилась Аня к мужу, показывая на снимок Тони и Хедер.
Авилов мельком бросил взгляд на фотографию и снова сердито повернулся к жене.
– По-моему, нам лучше вернуться к делу, – сурово произнес он и обратился к Адаму: – Так что, профессор, какие, по-вашему, у нас шансы?
Испытывая неловкость, Адам пролистал бумаги и осторожно начал:
– Миссис Авилова, из того, что вы мне принесли…
– Вообще-то, – педантично перебил муж, – моя жена тоже доктор. Доктор Авилова.