Сила инстинкта. Том 2 - стр. 25

Подошел к калитке, дернул. Заперта. Еще раз огляделся вокруг, убедился, что никого нет, ловко перелез через забор и оказался в саду. Затем прошел к дому и постучался.

Девочка шла и плакала. Она поклялась себе, что ни за что на свете больше не пойдет к этому страшному человеку.

То, что он с ней делал, никакими словами нельзя было описать. По крайней мере, таких слов она не знала. Никакие деньги не могли компенсировать те муки, которые ей пришлось пережить сегодня. Отчаяние и боль разъедали ее изнутри, а душа стремительно вырывалась из тела, чтобы больше никогда в него не возвращаться. Разбитая в кровь губа горела жгучим пламенем, разодранные колени ныли, а левый глаз опух настолько, что мешал видеть. Она шла, преодолевая страшную боль. Она ощущала себя полевым цветком, нежным и прекрасным, над которым надругались, предварительно сорвав.

У мадемуазель она работала всего пару месяцев. Клиенты, по большей части, ей попадались вежливые и воспитанные, что было даже странно. Часто угощали виноградом, клубникой, легким вином. Спиртное она не любила, но для храбрости непременно выпивала один или два бокала. Так легче забыться и не думать о том, что с тобой будут вытворять. Хотя проходило все более-менее пристойно. Совсем немного позора, и все. Можно потерпеть, тем более за хорошие деньги. Было больно лишь в самый первый раз. Тогда мадемуазель продала ее одному заезжему купцу по двойной цене. Другие девушки из пансиона ему не приглянулись – как позже выяснилось, он любил совсем юных и неиспорченных девиц, а среди всех остальных такой была она одна. Другие в пансионе, конечно, были куда опытнее ее, но вся их страсть была поддельной, и мужчины это, вероятно, чувствовали. Им хотелось чего-то настоящего, невинного и непорочного. Вот почему на нее, четырнадцатилетнюю Глашу, мадемуазель имела большие планы.

Спрос на нее был велик, но и цена ставилась почти вдвое выше. Хозяйка пансиона, хоть и была страшна в гневе и строга в быту, предоставила девице отдельную комнату с удобствами и всячески опекала. А однажды, вернувшись из Парижа, привезла ей гостинец – неимоверной красоты ожерелье с блестящими камушками. Что за камушки Глаша, конечно, не знала, да и зачем ей. Главное, смотрятся красиво. Надеваешь, и чувствуешь себя царицей. Она то понимала, что никакой царицей и даже принцессой ей не стать, но разве вредно иногда помечтать? Помечтать о любящем муже, который оберегает от невзгод, о красивом собственном доме с богатым садом, об играющих в догонялки таких же белокурых, как она, детишках.

А еще она мечтала научиться грамоте. В уездном городе, где она родилась, ее не обучали, зато с детства приучили к тяжелому труду. А когда семье стало жить совсем туго, маменька продала ее одной приезжей француженке, мадемуазель Жаклин. Та буквально с первых минут произвела на родительницу самое благоприятное впечатление. Заплатила сразу и весьма щедро, пообещав, что будет отпускать девочку дважды в месяц домой, погостить. Правда, с тех пор ни разу не отпустила. Два раза Глаша сама просилась, но мадемуазель публично отчитала ее и заявила, что теперь не время по гостям разъезжать, работать надо. Но заверила, что как только работы станет меньше, непременно отпустит. А когда ее, интересно, меньше станет? Эдак вся жизнь пройдет. А по маменьке она скучала и часто плакала у себя в комнате, уткнувшись в подушку. Представляла, как приедет к ней с целым баулом модных нарядов и настоящими французскими духами, обнимет крепко-прекрепко, а потом поцелует своих братиков. Папеньки то уж давно как нет – от пьянства преставился. И сядут они все впятером на веранде светлой, будут чай хвойный пить, и говорить, говорить, говорить. Страсть как по маменьке и братикам соскучилась, только вот когда увидит их, одному Богу известно. Точнее, одной мадемуазель Жаклин.