Сибирская Вандея - стр. 15
– Просыпайся, парень!..
Гошка снова увидел узенькую щеточку русых усов и прищур серо-зеленых глаз. Эти глаза, всегда холодные и спокойные, сейчас чуть искрились.
Перед матросом стоял сам председатель.
– Пойдем ко мне, товарищ Гошка Лысов…
Допрашивал Гошку начальник секретно-оперативной части Новицкий. После допроса Прецикс сказал:
– Очень большое дело сделал! Благодарю тебя за мужество и решительность… Ты – член партии?
– Партийный, товарищ председатель!
– Может, тебе нужно помочь, Гошка Лысов? Жильем, продовольствием, одеждой? Говори, не стесняйся.
Перед мысленным взором Гошки замелькали пудовики муки, фунты сливочного масла – желтого, янтарного, прекрасного, как полузабытая сказка, пачки сахара в синих пакетах с клеймом «Сахар Бродского»… Потом замаячила бутылка со спиртом.
– Говори, пожалуйста… Поможем.
Гошка выпрямился.
– Я не знаю, что сделал, товарищ председатель… Но так думаю: на пользу был мой выстрел. Если заслужил – то прошу выдать мне… наган. У меня «смит» с осечками и патронов – три штуки… Вот.
Матрос выложил на стол свое «личное оружие» – типичный комсомольский «смит-вессон» с облезшей никелировкой, е самодельными сосновыми щечками рукоятки.
– Да-а! – покачал головой председатель. – Удивительное дело, как ты еще не застрелился из этой штуки. Хорошо… – предчека взялся за телефон. – Коменданта! Ты, товарищ Коновалов? Слушай: придет молодой человек, Гошка Лысов. Выдай ему хороший наган с патронами… Ну а что тебе еще сделать, военный моряк? Говори…
– Еще?… – и тут Гошка, сам не зная почему, выпалил: – Еще прошу принять меня на работу в Чека.
– О-о! – удивился Прецикс. – Работать к нам? Зачем же?
– Активно бороться с контрреволюцией!
– А разве ты – пассивный?
– Я? Нет… но… тут такое дело…
– Какое?
– Беспощадно давить гадов нужно!
– Так, значит, давить и давить?… А кто же строить будет?… Как твое мнение, товарищ Новицкий? Возьмем его к себе? Ладно, иди, будущий чекист… Новицкий, проводи его в комендатуру, пусть получит хороший револьвер. Значит, сахару и масла тебе не нужно, товарищ Лысов?
Гошка ответил со вздохом:
– Что я, лучше других, что ли?…
– Скажи коменданту, Новицкий, пусть всем троим выпишет из Губпродкома по одному красноармейскому пайку.
– Два пайка надо бы Мишке отдать… раненому. А нам с Ленькой и одного хватит. Спасибо, товарищ председатель. По правде сказать…
– Голодно живете, орлы? – поинтересовался Новицкий. – Где питаетесь-то? Говори правду, что ест комсомолия, которая без родителей живет?
– «Кари глазки»… – сказал матрос. – «Кари глазки» едим. Один раз в день.
– Это что еще за романтика?
– Это… Это не романтика, – помрачнел Гошка, – это суп такой. Называется «кари глазки»… Похлебка пшенная, а в ней плавают бычьи глаза. Иногда мозги попадают. Редко…
– И всё?…
– И всё.
– Да… Слушай, Новицкий, надо бы поинтересоваться снабжением населения…
– Надо бы, да все руки не доходят…
– Надо, чтоб дошли!.. Думаю: половину воруют в Упродкоме, а вторую половину – в столовой. Специально займись и доложи через неделю на Коллегии… Неплохо бы парочку ворюг расстрелять и объявить в «Советской Сибири» для сведения прочих, оставшихся в живых.
– Сделаем! Сам займусь… Пойдем, матрос.
Из Губчека Гошка уехал счастливый до чрезвычайности – в председательской кошевке, с новеньким тульским наганом и с запиской в Упродком о выдаче трех красноармейских пайков.