Швед - стр. 54
Я сбиваюсь с шага и не могу сдержать негодования:
— Да я от неё не надену ни одну тряпку! Она ужасный человек, Олег и я не буду…
Но Швед меня обрывает резко и хлёстко:
— Яна! Что за ребячество?!
Он дёргает меня за руку и буквально вталкивает в кабину лифта. Заходит следом и не нажимает, а бьёт по кнопке последнего этажа.
Я пытаюсь слиться со стеной, но, увы, не выходит.
Мужчина подходит очень близко, тела наши соприкасаются. Он ставит руки по сторонам от меня и склоняется к самому моему лицу.
У меня волоски на шее становятся дыбом. Душа ухает прямо в пятки и становится страшно.
Швед не орал на меня, не рычал, он заговорил тихо, проникновенно, но его злость и гнев я ощущала всем своим существом, будто он резал мою кожу чёртовой бумагой.
— Яна, жизнь либо тебя прогнёт, либо ты прогнёшь. Если хочешь сама прогибать и стать хозяйкой своей судьбы, то тебе придётся общаться с теми, кто тебя бесят, кого ты даже ненавидишь. Поверь, девочка, я бы бросил всё к херам и уехал куда-нибудь в горы, где нет ни одной живой души. Я ненавижу основную массу людей – они гнилые, завистливые, распущенные, ленивые. Не все, конечно. Есть настоящие хорошие люди, но они, как редкий вид – встретить сложно. Хоть красную книгу заводи.
— Так почему не бросишь всё? — этот писк – мой голос?
— Потому что от меня зависят другие люди, Яна. Как раз те самые редкие люди, кого нужно беречь и защищать. И вторая причина: если брошу всё, то моё дело окажется в руках таких тварей, каких тебе лучше никогда не встречать по жизни.
Швед замолчал, хотя я видела, он хотел сказать мне больше, но, я ещё не вхожу в круг тех людей, кому можно всецело доверять.
Но спасибо и на том, что уже рассказал.
— Ладно… — вздыхаю тяжко, и криво улыбнувшись, говорю: — Надеюсь, она не залила мою новую одежду своими чудовищными духами.
— Не залила, — отвечает Швед серьёзно.
Касается моего лица костяшками пальцев, проводит по щеке, по линии подбородка и произносит:
— Если хочешь быть сильной, то тебе придётся стать как Макиавелли и Борджиа.
Хмурю брови, густо краснею и признаюсь Шведу:
— Мне стыдно это говорить, но я… не знаю, кто это…
Опускаю взгляд и добавляю:
— Но я хочу узнать…
Он берёт меня за подбородок и поднимает моё лицо, смотрит в глаза своими чёрными омутами и говорит без насмешки, без ехидства, а серьёзно и уверенно, даря мне надежду и вселяя в меня веру:
— Не стыдно не знать чего-то. Стыдно не стремиться к знаниям. Запомни эту истину, Яна.
Робко улыбаюсь и шепчу:
— Ты офигенно умный, Олег.
Он усмехается и делает шаг назад. Дышать свободнее, но мне больше нравится, когда он близко от меня.
Он говорит:
— Это не мои слова, Яна. Это Сократ. Идём.
Раскрывает ладонь, и я только сейчас замечаю, что лифт уже давно приехал и стоит на нужном этаже. Не закрывается и не уезжает, пока мы не выйдем.
Доверчиво вкладываю свою ладошку в его и ощущаю толпу мурашек по коже, когда Швед мягко её сжимает.
В квартиру вхожу с опаской.
После увиденного снаружи, в голове рисую образ сурового минимализма. Мне кажется, в этой квартире должны быть не кровати, а циновки, на окнах решётки и вместо нормального туалета дырка в полу.
Да, воображение у меня тупое и извращённое.
Квартира абсолютно нормальная. Точнее, шикарная. Хотя, разве у Шведа может быть что-то другое?