Швец. Второй шанс для бандита - стр. 6
Что же ты натворила, девочка… Ведь у нас с тобой могло быть все иначе. Да. Как у людей… По крайней мере у тебя. Я бы все сделал…
Глава 4
Швецов…
Варя
Это ад? Я горю? Мамочки, за что? Мне хочется нырнуть головой в снег, чтобы хоть как-то успокоиться. Оказывается, истерика может быть тихой. Иду и ничего перед собой не вижу. Колени трясутся, падаю на раскатанном ледяном островке, больно бьюсь коленом и наконец-то начинаю рыдать. Господи, он действительно подумает, что я алкоголичка! Да какая разница, что он подумает?! Если Швецов что-то решил, то он не даст возможности оправдаться.
– Вставайте… – меня неласково дёргают вверх мужские руки.
– Спасибо, – говорю машинально тому самому мужчине, который ещё совсем недавно угрожал мне оружием.
Сейчас ни с кем из них не стоит ругаться. Ради дочери. Ради того, чтобы остаться в ее жизни.
Я знала, что Швецов может быть жестоким, циничным и принципиальным. Он всегда принимал решения круто и не сворачивал с пути. Он и меня взял самым обычным измором. Харизмой, властностью, помощью, своей тотальностью и тем, что стал первым и единственным мужчиной. Я сама не заметила, как заболела им. Это была даже не любовь. Я просто смотрела ему в рот. Могла, как кошка сидеть в углу его кабинета и готовиться к экзаменам, пока он работал. Он же был прохладным и снисходительным, но меня это нисколько не беспокоило. То, как жадно он любил меня в постели говорило больше слов.
Все рухнуло в тот день, когда его арестовали по обвинению в убийстве. Я до сих пор не поняла кого. Наш с мамой дом перевернули вверх дном. Сломали даже деревянные полы.
Ее ещё не оправившийся после операции на почки организм снова дал сбой. Только уже осложнением на сердце. Меня разрывали между больницей и допросами.
Я не хотела верить, что девушки, сидящие со мной в коридоре возле кабинета следователя, имеют к Швецову такое же отношение, как и я. Это было больно. До жара, тремора и тахикардии. А когда от духов одной из них меня просто стошнило в туалете, я поняла, что беременна. Машкой…
Человек Швецова заходит в здание интерната вместе со мной. Охранник пропускает его безропотно. По разносящимся запахам и шуму на первом этаже, я понимаю, что у детей ужин. Желудок сводит.
Поднимаюсь на второй этаж в младшую группу и оглядываюсь на своего конвойного.
– Подождите здесь, пожалуйста, – стараюсь звучать твёрдо, но голос предаёт и ломается.
Мужчина, просканировав меня тяжёлым взглядом, кивает.
– Не задерживайтесь. Александр Николаевич не любит ждать.
Открываю дверь и быстро забегаю в раздевалку. Трясёт. Но ради дочери нужно взять себя в руки.
– Мамочка! – Дочка вылетает из комнаты, сбивая меня с ног. Утыкается носом мне в бедро и обижено сопит. – Ты не пришла… А я стишок забыла и конфеты потеряла.
Присаживаюсь к ней и заглядываю в глаза.
– Машунь, прости. Мама работала…
– Не работай… У тебя плохая работа, – ее губешки начинают дрожать.
– Мышенька, – обнимая ее, целую в нежную щечку. – Ты же знаешь, что это не возможно. Кто маме тогда денежки даст?
– Почтальон, – упрямо и обижено. – Тете Кате нашей соседке носит почтальон.
– Он только совсем стареньким, как тетя Катя носит, малышка…
Дверь за моей спиной открывается. Я вздрагиваю, выпрямляясь в полный рост, и оборачиваюсь.
– Господи, Варя, наконец-то! – тётка заходит в группу, гремя вёдрами с кашей и рыбными котлетами.