Схватка - стр. 9
Ну, а часом раньше две большие толпы шли, одна – к дому старосты Василия Шорина, а другая, в тысяч пять, – в Коломенское, где укрылся царь. Толпа затопила Коломенское, требуя увидеть государя, чтобы спросить его по поводу денег. Бледный с дрожащими коленками Алексей Михайлович вышел из церкви. Толпа враз смолкла. Но государь не стал ничего говорить, он сел на коня, ступив сапогом изначально на спину, бросившегося под ноги для подставки отрока. Тут же вновь из толпы раздались сердитые крики: – Что деется, царь-батюшка!
– Загладь обиды, государь!
– Нет мочи терпеть!
Царь оглянулся. Стрельцы в длинных до пят вишневых кафтанах испуганно жались, выставляя бердыши, окружая стеной царя. «Вот тебе и соколиная охота!» – с холодеющим лбом думал царь, понимая, что любимое занятие – охота с соколами – откладывается.
– Эй, православные! – крикнул Алексей Михайлович над малиновыми шапками стрельцов. – Чего же так в беспорядке пришли порицать своего государя!? Обиды будут заглажены! Я повелеваю немедля созвать совет! Вам остается немного подождать!
И пока толпа что-то недовольно гудела, царь свесился к какому-то боярину: – Слышь, дурень, вели послать человека к Крофорду и стрелецкому полковнику Матвееву, ко всем, кто есть! Идти всем в Коломенское и стрелять всю эту чернь, чтобы духу тут их не осталось! Живо!
– Сию минуту, царь-батюшка! – испуганно кивнул высокой бурой шапкой боярин…
Именно по этой причине прискакал к Гордону Крофорд. При этом сам полковник сильно колебался. Он знал, что при вступление полка Гордона в Коломенское может произойти страшное кровопролитие… Но Гордон, напротив, рвался в Коломенское, полагая, что толпа растерзает царя, как только что чуть было не растерзали его самого. В полку Гордона было около 1200 человек, в том числе 800 мордвин и черемисы, кои, верно, не стали бы сочувствовать или примыкать к мятежникам и бунтовщикам. Остальные солдаты полка – пестрая смесь из московитских народов, в том числе и русского, – не вызывали большого доверия у Гордона. Правда, все они, тем не менее, оставались под знаменем приказа. Гордон раздал порох и пули, каждому по три заряда – все, что имел на тот день.
И вот полк Гордона спешно выдвинулся в Коломенское – Крофорд дал-таки приказ. Однако бунтовщики так обложили дворцовые аллеи, что англичанин никак не мог подобраться к ним. Орущие люди хватали его коня, наровя стащить с него седока, и вновь еле вырвался из толпы Гордон, бесщадно хлестая по рукам людей кнутом. – Одыходим! Не палить! – дал приказ Гордон своему полку. Его желдаки стали пятиться, возвращаясь на луг, откуда вступили-было в толпу бунтовщиков. Там, на лугу, уже стоял приказ другого стрелецкого полковника Аггея Али Шепелева – его шеренги «светились» яркими желтыми кафтанами. От его полка, впрочем, осталась едва ли половина – другая примкнула с пищалями и бердышами к бунтовщикам.
В полной растерянности Гордон повернулся к Шепелеву, прокричав: – Какие ви получит приказаниа?
– Мне приказано стоять на месте! – ответил Шепелев со своей вечно непроницаемой физиономией, матерно ругнувшись в конце по-угорски.
– Shit! – ругнулся в ответ на своем языке Гордон, пришпорив коня, и поскакал в конец луга, где зеленела салатовыми кафтанами шеренга приказа Артемона Матвеева. Сразу за ним выстроились темно-зеленые кафтаны стрельцов Семена Полтева, также изрядно поредевшие из-за переметнувшихся на сторону бунтовщиков. Оба полковника сказали, что им велено идти в Коломенское.