Схватка - стр. 2
Хованский смущенно кашлянул. В это время Кмитич полез за пазуху, достал флягу крамбамбули и глиняный стаканчик, наполнил его и протянул Хованскому.
– День добрый, княже Иван Андреевич! Ну, выпьем за знакомство! Вот и встретились! И я на правах хозяина этой страны хочу выглядеть все же гостеприимным, согласно нашим традициям. Пусть вы и непрошенный, но гость. Хотя… ведь вы не так, чтобы уж совсем «чужынца» на этой земле! Вы ведь тоже литвинской крови. Говорят, от самого Гедимина род ваш идет, верно?
Хованский хмуро смотрел на Кмитича. Тот вполне дружелюбно улыбался, щуря светло-серые глаза дамского угодника… Хованский жуть как не любил вспоминать, особенно перед литвинами, свой в самом деле знатный литовский род, восходящий к Великому князю Гедимину. Получается, что Кмитич уже только здороваясь, как бы, уличил князя в предательстве своих предков, корней, своей родины… Хованский поежился, растерянно вновь взглянул на Кмитича, потом на протянутый стаканчик… Пауза явно затянулась. Кмитич все еще держал стаканчик в руке, выжидающе глядя на московского полковника. Хованский думал. Затем, криво усмехнувшись, принял-таки стакан из рук оршанского князя.
– И то правда, господин Кмитич, – наконец заговорил московский воевода, – давненько и я чаял повстречать вас лично.
Они выпили. Лихая крамбамбуля быстро согрела изнутри Хованского, прозябшего на влажном сыром воздухе северной Полоцкой Литвы. Московский князь даже улыбнулся: – А ведь вы, господин полковник, согласились встретиться со мной вовсе не из-за дел, а так просто, посмотреть на меня. Жив ли, здоров ли, как выгляжу, не так ли?
– Не без этого, – Кмитич вновь наполнил стаканчик, прихлебывая сам из фляги. Хованский уже не сопротивлялся.
– Ну, и вы, князь, наверняка просто пожелали увидеть человек ли я. Не черт ли? С хвостом аль без? – улыбнулся Кмитич. Хованский тоже усмехнулся, покачав головой.
– Доброе у вас вино, господин Кмитич, – похвалил Хованский, утирая буйные, как и борода, усы.
– Мы называем это водкой, – поправил Кмитич.
– Ну, вот и познакомились лично. Вы, наверное, меня будете сейчас уговаривать оставить вам ваш Полоцк, так?
– Да какой смысл вас о чем-то уговаривать, пан полковник! – усмехнулся Кмитич. – Вы все равно без приказа царя никуда не уйдете, пока у вас есть желдаки да мушкеты к ним. Просто вопросы к вам есть, как к обычному человеку. – И какие же?
– Ну, к примеру, вас называют московиты Тараруй. Что это по-русски значит?
Хованский явно смутился. Аж покраснел воспаленными щеками, растерянно кашлянув в кулак.
– А черт его разберет, что эти урки нерусские болтают, – как-то глухо ответил Хованский.
– А это правда, что переводится это как Пустомеля или что-то в этом вроде?
– Это кто вам такое сказал?
– Да ваш же пленный.
– Может и верно, – вновь смущенно кашлянул в кулак Хованский, – может и так. Мне то неведомо. Неужто важно так?
Конечно же, Хованский никогда бы не признался, что сию кличку дал ему сам Алексей Михайлович, государь московский. Князь лишь напряженно взглянул на Кмитича – какой пленный сказал такое? Не его ли сын Петр? Нет, не должен! Не мог он такое сказать!..
– Абсолютно не важно, пан полковник, – Кмитич наполнил стаканчик по третьему разу. «Видимо, не зря прозвали так, – подумал он, – видимо, немало пустых слов намолол воевода про свои, якобы, победы над нашим войском. Ну, да ладно. Его это дело».