Шутовской хоровод. Эти опавшие листья - стр. 30

– А, это Вивиш! – Колмэн быстрей застучал тростью по тротуару. – А кто очередной избранник? – показал он на цилиндр.

– Неужели Бруин Оппс? – с сомнением в голосе сказал Гамбрил.

– Оппс! – прокричал Колмэн. – Оппс!

Цилиндр повернулся, обнаруживая манишку, длинное серое лицо и блестящее круглое стеклышко в левом глазу.

– А вы кто такой, милостивый государь? – Голос был грубый и надменно-оскорбительный.

– Я – это я, – сказал Колмэн. – Но за мной следуют, – и он указал на Шируотера, Гамбрила и Зоэ, – один физиолог, один педагог и один приапагог; всякие там художники и журналисты, чьи титулы не кончаются магическим слогом, в счет не идут. И наконец, – показывая на самого себя, – перед вами Гулящий Бродяга, что в каббалистической интерпретации означает: Господь Бог. Весь к вашим услугам. – Он снял шляпу и отвесил поклон.

Цилиндр снова повернулся к испанскому гребню, осведомляясь:

– Кто этот жуткий пьяница?

Миссис Вивиш ничего не ответила и пошла навстречу вновь прибывшим. В одной руке она держала крутое яйцо без скорлупы, в другой – толстый ломоть хлеба с маслом; в промежутках между фразами она откусывала то от одного, то от другого.

– Колмэн! – воскликнула она; когда она говорила, создавалось такое впечатление, будто она вот-вот испустит дух и будто каждое ее слово – последнее слово, исходящее из уст человека, лежащего на смертном одре, и поэтому полное какого-то особого, глубокого, неизъяснимого смысла. – Целую вечность я не слышала вашего бреда. А вы, милый Теодор, – почему я никогда не вижу вас теперь?

Гамбрил пожал плечами.

– Вероятно, вы не очень стремитесь к этому, – сказал он.

Майра засмеялась и откусила еще хлеба с маслом. Другой рукой, в которой она держала недоеденное яйцо, она оперлась о плечо Липиата. Титан, погруженный в созерцание ночного неба, с видимым удивлением обнаружил ее присутствие.

– Ах, это вы? – сказал он, улыбаясь и вопросительно морща лоб.

– Кажется, я должна позировать вам завтра, Казимир?

– Значит, вы не забыли?

Оболочка на мгновение спала. Бедный Липиат!

– И счастливый Меркаптан? Как всегда, счастливый?

Меркаптан галантно поцеловал руку, державшую яйцо.

– Я мог бы быть счастливей, – пробормотал он, и его карие свиные глазки бросили на нее многозначительный взгляд. – Puis-je espérer?[47]

Миссис Вивиш испустила свой предсмертный смех и остановила на нем, не говоря ни слова, пристальный взгляд своих бледно-голубых глаз. Ее глаза обладали необыкновенной способностью смотреть без всякого выражения; они были похожи на те бледные голубые глаза, что глядят из черной бархатной маски сиамского кота.

– Bellissima[48], – пробормотал Меркаптан, расцветая в их прохладном свете.

Миссис Вивиш обратилась ко всей компании.

– Мы совершенно изумительно провели вечер, – сказала она. – Правда ведь, Бруин?

Бруин Оппс ничего не ответил; он только нахмурился. Ему совсем не нравилась вся эта публика, нарушившая его tête-à-tête с Майрой. Кожа его нахмуренного лба перелилась через оправу монокля и закрыла кусочек блестящего стеклышка.

– Я подумала, что было бы забавно, – продолжала Майра, – заехать в этот ресторанчик на Гэмптон-Корт, где можно поужинать на острове и потанцевать.

– Почему острова, – в восхитительно-причудливых скобках заметил Меркаптан, – так располагают к наслаждению? Цитера, Монки-Айленд, Капри.