Размер шрифта
-
+

Шут и слово короля - стр. 8

Эдин действительно пошел на поправку, и в нем проснулся поистине зверский аппетит. Так что последние дни той болезни запомнились для него свежим хлебом из местной пекарни и невероятно вкусным куриным супом, с большими кусками мяса и зеленью, который варила Вильена. Раньше она такого не варила.

Совсем скоро, Эдин ещё не поправился толком, к ним пришел Якоб-солдат. Он действительно был бывшим солдатом, точнее, даже бывшим десятником, и имел редкий талант виртуозно управляться с любым оружием, которое попадало ему в руки. И у него были шрамы на руках, вокруг кистей, как браслеты.

Дядюшка Бик Якобу обрадовался, хороший фехтовальщик и мастер ножей любому цирку просто находка. Однако сварливо полюбопытствовал:

— Каторжник, что ли? Беглый? Документ хоть есть, если что, страже показать?

- Итские галеры, — ответил Якоб, — с них бежать не грех. Я свободен и перед королем чист. Документ есть.

Потом он купил себе два широких браслета, которые напрочь закрыли шрамы, и никто больше не интересовался, не каторжник ли он.

Появление Якоба решило судьбу Эдина: раз на трапеции больше нельзя, он попал в обучение к фехтовальщику. Но насчет медвежонка Эдин Графа не послушался, это было выше его сил. Все равно уход за медвежонком остался на нем. Спал, правда, Эдин теперь отдельно, на собственном тюфяке, покрытом простыней, и одеяло новое ему хозяин дал. И, пока стояли в том городе, дядюшка Бик Эдина к медведю не пускал, боялся, видно, что Граф как-нибудь узнает.

Якоб, кстати, тоже был недоволен, что Эдин возится с медведем, пусть даже маленьким, и совсем при этом не осторожничает. Как-то он объяснил:

— Видишь ли, парень, медведи звери опасные. По мне так самые опасные, потому что по их морде не поймешь, что они чувствует, в гневе или спокойны. Никогда точно не знаешь, что у них на уме. С медведем можно запросто головы лишиться, бывали случаи, я знаю.

Эдин даже удивился:

— А зачем мне на его морду смотреть? Я и так знаю, что он чувствует. Слышу. Сердится если, скажу, чтоб успокоился. Если правильно скажу, он понимает. А ты разве так не можешь?

— Тай, значит? — Якоб даже присвистнул.

— Да нет, я не тай, — разочаровал его Эдин. — Это хозяин у нас тай, а я так, чуть-чуть.

— Гм, а позвать медведя отсюда можешь? Только без голоса чтобы?

— Отчего же нет? - Эдин протянул руку в сторону медвежонка, который в это время топтался на цепи за кибиткой, позвал, тот сразу выглянул и заворчал.

— Угу. А еще с кем можешь так? — не отставал Якоб.

— Да ни с кем, — вздохнул Эдин. — Лошади, кажется, меня понимают, но они не слушаются. Вот хозяина — другое дело. Я еще птицу могу поймать, только не ловлю.

— А почему это? — прищурился солдат.

Эдин, вздохнув, объяснил непонятливому:

— Ну, как же их ловить, раз они доверяют?

— Гм, — сказал Якоб, и больше они к этому разговору не возвращались, хотя тому всё равно не слишком нравилось, когда Эдин возился с медведем, особенно когда Вудуду подрос.

Вскоре после Якоба-солдата появился и фокусник Димерезиус, нагнал их прямо на дороге в своем фургоне. Дядюшка Бик, конечно, радовался, такой фокусник, как Димерезиус, большая редкость. На вид это был смешной старик, высокий, тощий, как жердь, всегда лохматый. Но то, что он творил руками и... может быть, и правда волшебством? — изумляло, особенно поначалу. Неудивительно, что фокусник разъезжал в отдельном фургоне, то и дело менял костюмы, носил очки с позолоченными дужками и забирал в единоличное пользование твердую долю с каждой выручки. И еще у него был целый сундук книг и те самые шахматы, в которые Эдину непременно надо было научиться играть.

Страница 8