Шут и слово короля - стр. 64
— Граф, я стану шутом короля Герейна? — спросил Эдин прямо.
— Полагаю, что так, — подтвердил тот спокойно, — только позже, ты не готов пока. Знаешь, ведь редко какой циркач откажется от службы у короля, верно?
— Да, Граф. Никто не откажется.
Это благородному нет чести быть шутом, а циркачу — совсем даже неплохо, и жалованье высокое, как говорят. Откажется тот, кто побоится не справиться, не понравиться, да не каждого и возьмут на эту работу! А он, пожалуй, скорее из тех, кто не справится. Ну, не шут он!
Эдин так и сказал:
— Вряд ли я смогу быть шутом, Граф. Я не всегда умею быть смешным, и не люблю, и хорошие шутки мне редко приходят в голову! Я циркач, но не шут...
— Об этом не беспокойся, — ответил Граф без тени сомнения, — думаешь, все королевские шуты смешны и остроумны? Как бы не так. Шут может говорить что угодно, и все станут покатываться от смеха, просто потому, что так полагается. А уж если ты иногда сможешь удачно пошутить — совсем хорошо. Ты циркач, артист, многое умеешь, этого достаточно, поверь.
Эдин кивнул, то ли соглашаясь, то ли нет.
— К тому же, — добавил граф, — я прошу тебя служить у короля лишь до замужества Аллиель. На следующий день после ее свадьбы ты больше не шут, причем неважно, за тебя она выйдет замуж или нет, — Граф улыбнулся. — Ну что, пока согласен?
— Да, Граф, — сказал Эдин.
Он был согласен. Потому что...
Он много чего еще сделал бы ради Аллиель Кан. Только не спрашивайте, почему.
И для Эдина пришло время собирать вещи и прощаться с Развалинами. На вопрос, что ему разрешается взять с собой, Граф ответил:
— Что хочешь. Твоя комната и впредь останется твоей, найдешь в ней всё, что оставишь.
Меридита уложила ему сумки: белье, рубашки, штаны, пару новых камзолов, жилеты — суконный и шелковый. И куда столько белья? Лето ведь будет, тепло. Впрочем, что хорошо, в цирке любая одежда сгодится. На круг можно хоть в королевском горностаевом плаще выйти, все решат, что бутафория, шутка. Хотя, королевский плащ — перебор, конечно.
Собирая Эдина, Мередита опять сопела и хлюпала носом, и принялась давать ему советы, что и как делать, и как часто менять рубашки. Эдин со всем согласился, поблагодарил и все, что надо, пообещал — чего её волновать зря. Потом Якоб по-тихому переложил все, кое-что вынул, кое-что добавил, и пообещал купить в городе легкий плащ и обувь на лето, и дюжину платков — у Эдина они долго не держались. На косой взгляд мальчика только усмехнулся:
— Привыкай. Ты уже примерил личину молодого лорда, упражняйся дальше. Будешь лордом, который за какими-то бесами ездит с цирком, но тем не менее нос вытирает платком, и никак иначе. Ясно?
— Ясно, — не стал спорить Эдин.
Как будто он против то и дело менять рубашки, спать в чистой постели и носить при себе платок. Только вот что: это нетрудно и даже приятно, когда вокруг тебя бегает толпа слуг, а если приходится все делать самому? Иногда, конечно, удается задобрить Милду или Вильену — чтобы постирали...
Как раз в это время Граф заболел. Он чаще лежал в своей спальне, чем сидел у камина, совсем перестал выходить на улицу, его подолгу бил кашель, а однажды Эдин заметил алые пятна крови на платке, которым старик зажимал рот. А тут уже любому понятно: кто начинает харкать кровью, долго не живет.