Шут и слово короля - стр. 61
— Ах, отец! — Аллиель бросилась ему на шею, действительно чуть не наступив на длинный подол; Граф обнял её и прижал к себе.
— Сегодня здесь должен бы быть бал, моя девочка, — сказал он негромко. — Но это у тебя еще впереди, даже не сомневайся.
Аллиель вдруг рассмеялась.
— Вот бы и сегодня хоть чуть-чуть потанцевать! Отец, неужели совсем нельзя?
— Можно, — решил Граф. — Виллен, и вы, парни, доставайте свои дудки. Выбирай кавалера, Аллиель.
Все расступились, освобождая место, а коридор, к счастью, и в самом деле был не узкий. Аллиель подошла было к Эдину, но тот, густо покраснев, помотал головой и отступил — он не умел танцевать так, как это делают на балах. Положение спас Якоб, он шагнул к Аллиель и церемонно ей поклонился.
— Окажите честь, моя леди.
— Да-да, Якоб Лаленси, кто, если не ты, — улыбнулся Граф.
Аллиель подала Якобу руку, и они закружились под немного нестройную музыку, издаваемую тремя дудками. Наверное, это был не слишком изысканный бальный танец, раз такая музыка для него годилась. Одна рука Аллиель лежала на плече Якоба, другой она придерживала слишком длинный подол.
Меридита прослезилась от умиления, но это не помешало ей ворчать:
— Ах, ваша светлость, ваша светлость. Чтобы в таком наряде тут танцевать, надо было приготовиться, пол щетками вымыть. Долго ли красоту испортить? Графине вон, вы помните, для выездов дорожку ковровую стелили до кареты.
— Прекрати, Меридита, — махнул рукой Граф.
Ожерелья на шее Аллиель никто как будто не заметил, к немалому облегчению Эдина.
Уже на следующий день Меридита, то и дело смахивая слезы с ресниц, принялась укладывать вещи Аллиель — той, оказывается, пришла пора уезжать в свой монастырь. А Эдин-то думал, что Аллиель еще побудет в Развалинах, до прихода тепла, по крайней мере. Аллиель тоже не казалась довольной.
— Одно радует, это мой последний год в монастыре, — сказала она Эдину. — Отец или тетя оставили бы ещё, но ты же сам слышал — королева...
— Ага, а король сразу примется подыскивать тебе женихов из числа своих шутов? Чтобы уже отделаться поскорее, раз угораздило надавать обещаний.
Кто знает, почему ему хотелось быть злым?
Аллиель побледнела, уставившись на него разом заблестевшими глазами. Эдин ожидал, что она обидится и убежит, он бы не стал задерживать, и прощения просить тоже не стал бы — ведь правильно всё сказал. Крепких телом девушек в тринадцать лет уже замуж иногда выдают. Правда, Аллиель взрослой пока не кажется, но ведь еще целый год впереди.
Она не рассердилась и не убежала, и Эдин спросил, желая загладить недавнюю резкость:
— Так ли уж плохо в этом твоем монастыре?
— Ничего хорошего, — она опустила глаза. — Там все девочки из знатных семей. Я всегда была самой бедной... иногда мне что-то давала тетя. Хоть мы все носим одинаковые платья, все равно... ну, ты понимаешь! И вечно кто-то шептался за спиной, пальцами показывали — дескать, это Аллиель Кан, та самая. Иногда специально приезжали, чтобы на меня посмотреть, как на зверушку. Меня ведь заперли в этой школе, чтобы я не сбежала... то есть, чтобы меня не увезли родственники. Да они бы и не стали, зачем им рисковать? А отец, чтобы забирать меня сюда, поклялся честью, что не станет препятствовать королю исполнить обещание.
— Король просто сумасшедший. Делать ему нечего?