Шуаны, или Бретань в 1799 году - стр. 34
– Вы теперь в одном лье от Алансона, сударыня.
– Алансон? Уже?
И незнакомка, не прибавив больше ни слова, откинулась, или, вернее, отклонилась, к стенке кареты.
– Алансон? – повторила вторая женщина, вероятно, пробудившись от сна. – Вы снова увидите родные места…
Она взглянула на капитана и умолкла. Мерль, обманувшись в своей надежде полюбоваться прекрасной незнакомкой, принялся разглядывать ее спутницу. Это была девушка лет двадцати шести, белокурая, статная, блиставшая свежестью и ярким, здоровым румянцем, отличающими женщин Валоньи, Байе и окрестностей Алансона. Взгляд ее голубых глаз не говорил о большом уме, но выражал несомненную твердость характера, сочетавшуюся с нежностью души. Платье на ней было из темненькой материи. Волосы были подобраны, по нормандскому обычаю, под небольшой чепчик, и эта незатейливая прическа придавала ее лицу прелесть милой простоты. Весь ее облик, не отличаясь условной салонной аристократичностью, не был, однако, лишен естественного достоинства скромной молодой девушки, которая может спокойно оглянуться на свое прошлое, не находя в нем никаких причин для раскаяния. Капитан Мерль с первого взгляда угадал в ней полевой цветок, перенесенный в парижские теплицы, где сосредоточено столько лучей, иссушающих душу, и все же не утративший там ни чистоты своих красок, ни сельской искренности. Наивный вид этой девушки и скромный ее взгляд говорили, что она не ищет собеседника. В самом деле, как только офицер удалился от кареты, обе незнакомки принялись разговаривать, и тихие голоса их еле долетали до его слуха.
– Вы собрались так поспешно, что не успели даже одеться в дорогу, – сказала молодая крестьянка. – Хороши вы теперь! Если мы едем дальше Алансона, вам обязательно надо там переменить туалет…
– Ах, ах, Франсина! – воскликнула незнакомка.
– Что скажете?
– Вот уже третий раз ты пытаешься узнать, куда и зачем мы едем.
– Разве я сказала хоть слово об этом? Я не заслужила такого упрека!..
– О, я прекрасно заметила твои уловки! Ведь теперь ты не такая наивная простушка, как раньше: ты побывала в моей школе и немножко научилась хитрить. Прямые вопросы ты уже считаешь нелепыми. И ты права, дитя мое. Из всех существующих способов выведать тайну – это, по-моему, самый глупый.
– Ну что ж, – промолвила Франсина, – видно, от вас ничего не скроешь. Но сознайтесь, Мари, что ваше поведение возбудило бы любопытство даже у святого. Вчера утром вы без денег, а сегодня у вас полны руки золота. В Мортани вам дают ограбленную почтовую карету, заменив убитого кучера другим, вас охраняют правительственные войска и сопровождает человек, которого я считаю вашим злым гением…
– Кто? Корантен? – спросила молодая незнакомка, указав рукой на всадника, и два эти слова были произнесены с глубочайшим презрением, которое сказалось даже в ее жесте. – Слушай, Франсина, ты помнишь мою обезьяну Патриота? Помнишь, я приучила ее передразнивать Дантона? Как она нас забавляла!
– Помню, мадмуазель.
– Ну что ж, разве ты боялась ее?
– Она была на цепочке.
– А Корантен в наморднике, дитя мое.
– Я знаю, мы забавлялись Патриотом целые часы, но под конец он всегда ухитрялся сыграть с нами какую-нибудь скверную шутку.
При этих словах Франсина быстро откинулась к стенке кареты, поближе к своей госпоже, взяла ее за руки и, ласково поглаживая их, сказала с умильной улыбкой: