Штурм Бахмута. Позывной «Констебль» - стр. 49
Я посмотрел в разбитое окно, выходящее во двор, и представил, о чем бы мог думать человек выросший здесь: «Вот там, где валяется перевернутый жигуленок, отец впервые посадил меня на велосипед. Вот моя школа, в которую, когда-то давно моя мать отвела меня за руку с букетом цветов. Сейчас половина ее разобрана танком, а оставшаяся – усеяна отметинами от пуль и зарядов гранатомета. Вот там, где сейчас воронка от сто двадцатимиллиметровой мины, я дрался с Вовкой из третьего «Б» класса. А вот на той лавке, где на земле видна бурая лужа высохшей крови, я первый раз поцеловался с Наташкой… – продолжал фантазировать я – Возможно люди, которые жили в этой квартире копили на нее долгое время…».
Из окна, прямо в мое лицо, дунул злой порыв ветра и бросил мне в лицо песок.
«Все, завязывай! Это временное место дислокации и сейчас важно проследить, чтобы бойцы устроились получше. Может, это вообще последнее обустроенное хоть какими-то удобствами жилище», – я выключил режим поэта и вернулся в реальность.
Ответственность командира помогала мне не погружаться в эти сентиментальные мысли: «Я на работе. У меня есть контракт!».
Я встал и вышел из детской комнаты во взрослый мир.
– «Сезам»?
– Да, командир, – отвечая тут же возник в проеме двери Адик.
– Нужно выставить фишкарей у подъезда и с обратной стороны дома. Пусть за небом смотрят. Я позвал с собой командиров групп, и мы стали спускаться вниз – осматривать квартиры и расположение нашего отделения. Бойцы быстро нашли все, что необходимо, чтобы утеплить и замаскировать окна. Попасная находилась в непосредственной близости от ЛБС – линии боевого соприкосновения, и дальнобойная арта украинцев могла, хоть и с натяжкой, достать сюда. Не говоря уже о разного рода коптерах и БПЛА.
– Бойцы. Слушаем сюда… – я дал вводные, где мы сделаем гальюн и где будем получать пайки и готовить.
Двух солдат во главе с расторопным «Десантом» я отправил искать место, где можно помыться. В Попасной был большой частный сектор, и я надеялся, что там найдется баня. Не может такого быть, чтобы русский человек не мылся в бане. Троих бойцов мы отдали в расположение «Цистита» на кухню. Они сразу пошли собирать дрова и обустраивать печку в укромном месте. Остальные занимались обустройством своих временных располаг.
– Смотри, командир.
«Матрос» протянул мне два дембельских альбома с фотографиями. Один был за 1990–1992 года. Мужик служил еще во времена СССР.
– Прикольно получается: ушел, когда еще был Союз, а вернулся уже в «незалэжную» Украину. А второй альбом чей?
– Сына его, наверное. Этот уже тут служил. «И вот еще», – «Матрос» протянул мне удостоверение участника АТО.
– Женщина?
– А вот награды и книжки за подписью бывшего Президента Украины.
– Тридцать лет и в головах у людей полностью все изменилось, – рассуждал я вслух. – Всего тридцать лет и как будто не было никакой Украинской ССР, братства народов. Хотя такой пример в истории нашего государства уже был. До Первой мировой войны в России проживало огромное количество наших немцев. Саратов был столицей немецкой автономии. Немцы жили по всей Российской Империи со времен Екатерины II, которая была чистокровной немкой. В Первую мировую даже в газетах писали не немцы, а германцы, чтобы не обижать наших немцев. И так постепенно образ немца-врага вытеснил образ нашего родного немца. Великая Отечественная вбила осиновый кол в понятие «наши немцы», и теперь они были наделены исключительно негативным смысловым восприятием. Даже здесь, украинских военных называли немцами, из-за немецких крестов на их технике.