Штучка - стр. 18
— Да, — горячо шепнул Егор, накрывая её губы своими. Это было как фейерверк — со всем его водопадом раскаленных разноцветных искр, полыхающих за закрытыми веками. Мир вокруг Таньки вдруг закрутился как волчок, смазываясь.
Чего не было в Егоре во время их торопливого секса — так это нежности, была только резкость, яростная, неуправляемая, будоражащая, торопливая. Но сейчас Егор этой нежности Таньке выдал столько, что в ней можно было захлебнуться, в ней можно было утонуть, будто в теплом молоке. И Танька тонула, таяла, плавилась, тихо постанывая от удовольствия, скользя пальцами по щетинистой щеке Егора... Стоп.
Рассудок, боже, как вовремя ты проснулся и включил заднюю передачу. Егор просто не мог к ней сейчас вдруг чем-то воспылать. Это все — авансы глупой дурочке, коей является Танька. Ни к чему Егора не обязывающие, ни о чем не свидетельствующие. Никакая это не взаимность, и думать забудь, Локалова, все, на что ты вообще рассчитываешь? С чего ты вообще на это рассчитываешь? Вы всего один раз перепихнулись, с какого хрена стоило ему тебя поцеловать — в голове уже марш Мендельсона заиграл. Идиотка. Ванильная. Конченная. У тебя планы — вспомни их. Подчеркни их жирно, можно двойной чертой. И впредь, когда у тебя снова засвербит в трусах, когда ты снова дашь своей придури волю, — внимательно смотри на листочек с планами.
Отклоняться назад, вырываясь из такого восхитительного плена его губ, пришлось ценой неимоверной боли. Как будто назад дернулась и часть себя с мясом вырвала. Ничего. Сейчас. Сейчас она оправится и сможет вернуть все на место. Пусть ей этого ужасно не хотелось...
— Ты уже не соскочишь, — Егор прищурился, кажется, снова изучая выражение Танькиного слишком болтливого лица, — слышишь, Татьяна, ты уже не соскочишь, я тебе не дам.
Это звучало почти угрожающе. Слишком опасно, был уверен так поздно проснувшийся рассудок.
— Зачем тебе это?
— Любопытно, — Егор пожал плечами, — не помню, чтоб меня так очертя голову хотели, как ты.
Ох, Васнецов, если бы только «хотели»... Если бы Танькин идиотизм заканчивался на этом...
— Ты же хочешь повторить, да? — ладонь Егора лежала чуть выше Танькиного колена. Большой палец осторожно выводил на её бедре круги — не очень большие, но достаточные для того, чтобы в животе Таньки переплетались в брачном танце электрические угри. Таньке хотелось назло своей дурости ответить «нет», огрызнуться, вскочить — и сбежать, но она не может. Потому что Егор смотрел прямо в её глаза, и Танька чувствовала себя загипнотизированной. И почему она не согласилась разойтись на «вы» до входа в клуб? Почему так не хотела от себя отпускать это слишком сюрреалистичное безумие? Этого же не могло быть на самом деле, не могло, не могло.
— Хочу, — шевельнулись непослушные губы, пока в голове нервные мысли никак не могли закончить тур игры в чехарду.
— Ну так сделай лицо попроще, Тань, — фыркнул Егор, — ей-богу, такое ощущение, что я тебя в гарем зову семьдесят седьмой наложницей. Будто не ты все это затеяла. Пока хочешь — покувыркаемся, расхочешь — разойдемся. Только в университете знать не должны. Тебе ж самой будет лучше.
Его предложение звучало как сделка с сатаной. Нет, наверное, у кого другого были сделки повыгоднее и в качестве объекта для перепиха предполагался какой-нибудь Джонни Депп, но... к черту Деппа. Танькин вариант был гораздо искусительней. Сидел, просто на Таньку смотрел и будто взглядом этим ампутировал ей разумность — по пальчику, по кусочку, по ломтику.