Штрихи к портрету - стр. 5
Чтобы мои слова не прозвучали как навет на узбекское здравоохранение того времени, сделаю маленькое лирическое отступление. Будучи кардиохирургом и имея массу свободного времени, я побывал в ведущем кардиоторакальном центре Узбекистана. Естественно, представившись директору и испросив на то разрешение. Я посетил пару утренних конференций, но реальной хирургической работы в июньскую жару не было, и я перестал туда ездить. Запомнился мне, однако, эпизод с нагоняем, который устроил директор своим сотрудникам во время утренней конференции. Смысл недовольства шефа заключался в том, что врачи практически не обращают внимания на больных, а «работают» только с родственниками. Думаю, директор это не с пустого места взял.
В госпитале тоже не стремились нарушать местные традиции в отношении «благодарностей» пациентов, но никто не ставил это во главу угла. Отсюда и авторитет учреждения.
Психиатрические отделения в военных лечебных заведениях всегда отличались в лучшую сторону с точки зрения бытовой. Во всяком случае, те, где я бывал. Они совсем не напоминали сумасшедшие дома, описываемые в книгах и реально существующие в гражданской жизни. В Военно-медицинской академии клиника психиатрии именно так даже не называется. На вывеске при входе выведено «Клиника неврозов». Думаю, что это разумно. Я несколько лет консультировал по хирургическим вопросам эту «клинику неврозов». В частности, «подшивал» алкоголиков. Соответственно, приходилось бывать там нередко. И обстановка в ней вечером при мягком свете была даже романтичной – старинная мягкая кожаная мебель, растения в кадках, в холле пианино. Замотанный своими вечными хирургическими проблемами, я даже как-то брякнул, что с удовольствием полежал бы в таких условиях. На это дежурный врач-психиатр в ответ буркнул, что не советует, потому что за этим сразу же последует увольнение из армии. Я и умолк.
В Ташкентском госпитале психиатрическое отделение располагалось на отшибе, в отдельно стоящем домике. В кабинете у Володи были жалюзи и кондиционер. Во время сеансов психотерапии он опускал жалюзи и под тихое жужжание кондиционера что-то втюхивал своим пациентам. Он рассказывал, что однажды после затянувшихся почти до утра посиделок проводил коллективный сеанс психотерапии. Бубнил что-то себе под нос и уснул сам. Как говорит Володя, хорошо, что проснулся первым. Смотрит, а все еще спят.
Среди его пациентов было много амбулаторных больных, пришедших, что называется, «с улицы». Естественно, просто так на прием попасть было невозможно. Но у Володи к тому времени уже сложилась большая «частная практика», в основном из женщин. Я сам видел, как на проходной в госпитале разъяренные женщины штурмовали турникет, когда начальник госпиталя по каким-то соображениям захотел ввести запрет на амбулаторные приемы. При этом Володя даже пальцем не шелохнул, чтобы к нему пропустили его пациенток. Он прекрасно знал, что они сами добьются этого через собственные каналы, притом очень оперативно. Так оно и случилось.
Во внутреннем дворике психиатрического отделения Ташкентского госпиталя рос виноград. Осенью Володя его собирал, давил и делал сухое вино. Во время моего приезда мы допивали прошлогоднее вино, разлитое по трехлитровым банкам. Со слов Володи, у него в сезон выходило примерно 30–40 таких банок. Как раз в это время проходил очередной чемпионат мира по футболу. По дороге домой мы заезжали на Алайский базар, брали свежие помидоры, молодую картошку и зелень. А вечером за ужином смотрели футбол. Наша обычная вечерняя трапеза состояла из отваренной молодой картошки, икры минтая, перемешанной с мелко нарезанным репчатым луком и подсолнечным маслом, и свежих помидоров (отдельно). Все это запивалось сухим вином из собственного психиатрического виноградника. Икра минтая, видимо, была случайной, но удачной находкой самого Володи, потому что больше в таком варианте (вперемешку с мелко нарезанным репчатым луком и подсолнечным маслом) я ее не пробовал никогда. Семья Володи в это время была в отъезде (как и полагается делать в самые жаркие месяцы всем уважаемым людям в Ташкенте). Отсюда и необходимость готовить самим, что, по большому счету, нам нравилось.