Штрафник, танкист, смертник - стр. 8

…Сержант Сергей, механик-водитель из села под Свердловском. Работал трактористом. Белокурый, красивый парень. Два старших брата и дядька пропали без вести в сорок первом. Мать писала, что в село пришло тридцать похоронок. Цензура цифры вычеркнула, но Сергей разглядел их на свет. Рассказывал, как пропахали танковой ротой с километр немецких траншей. Подавили много фрицев, артиллерийскую и минометную батарею. Артиллеристы разворачивали свои пушки, даже когда до танков оставалось полста шагов. Потом побежали. Воюют немцы обдуманно, без приказа не отступают. Наша пехота несла огромные потери. Танк Сергея взорвался на фугасе. Выбрались трое. У всех лопнули барабанные перепонки, один позже умер в медсанбате – были отбиты внутренности. Командира роты наградили орденом Красного Знамени, потому что в этом месте прорвали немецкую оборону.

…Николай, татарин из Чистополя. Башнер на БТ-5, потом заряжающий на Т-34. Экипаж «тридцатьчетверки» подбил два бронетранспортера, штурмовое орудие и раздавил три шестиствольных миномета. Толстые минометные трубы лопались под гусеницами со звуком «крак!». Минометчики частью убежали, некоторые подняли руки. Расстреляли в горячке всех подряд. Участвовал в трагическом Харьковском сражении в мае сорок второго. Когда кончилось горючее, танк сожгли. Пробирались вшестером из окружения. Однажды днем спрятались в фюзеляже подбитого бомбардировщика СБ. Лесов вокруг не было. Подъехали двое немцев на мотоцикле. Прострочили фюзеляж из пулемета. Потом полезли смотреть. Старший политрук застрелил немца из нагана, ткнув ствол в грудь. Второй не сразу сообразил, в чем дело, потому что звук был глухой. Николай заколол его штыком от трехлинейки, обернув насадку штыка тряпкой. Потом час, не останавливаясь, бежали через пшеничное поле. Двое в пути отстали, наверное, дезертировали. Вышли к своим вчетвером. Уже через неделю Николая посадили заряжающим на Т-34. В первом бою раздавили взводом противотанковую батарею и сожгли несколько грузовиков. Николаю обещали медаль «За отвагу», но во втором бою танк подбили и про медаль, наверное, забыли.

Я успокоился. Большое дело – коллектив. И Михаил Филиппович, хоть и не танкист, но с нами часто собирался. Наладились отношения с Симой. Я пришел однажды в ее комнатку и сразу обнял. По глазам понял, что возражать не будет. Целовались так, что у меня опухли губы. Пытался раздеть, оборвал застежки на лифчике, и все было бы нормально, но стало плохо кому-то из раненых. Симу срочно вызвали. И в другой раз так получилось, что, кроме поцелуев и тисканья, ничего не вышло. Не было удобного места в переполненном зимнем госпитале. Сима обещала что-нибудь придумать, а у меня настроение стало совсем хорошим. Я уже не думал о неизбежной смерти.

В блокноте появились новые записи. Я вспоминал, как и почему подбивали меня. Первый БТ-7, на котором я прикрывал группу, выходящую из окружения, подбили из-за того, что я остановился подобрать упавшего с брони раненого. Сгоряча тормознул. Надо было дальше проскочить, найти хоть какое-то укрытие. Хоть и подло раненых бросать, но я из-за одного человека целой группой рисковал, и танк накрылся.

Вторую «бэтэшку» из засады в наступлении сожгли. Я так и не увидел орудия, которое стреляло в нас. Погиб заряжающий, а механик и я были ранены. Засада хорошо замаскированная, но я слишком шустро рвался вперед после разгрома немецкой колонны. Надо было лучше вертеть головой. Свою вину в гибели второго БТ-7 я определил в пятьдесят процентов.