Штрафбат. Наказание, искупление - стр. 40
Первым делом, сказал Борис, мне предстоит довести его как минимум до 25 бойцов, и что в этом поможет он сам.
Здесь я впервые увидел тех, кто составляет главную силу штрафбата, бойцов, которых (как-то мне непривычно) называли штрафниками, но не при обращении к ним, а «заочно». Я говорю «заочно» потому, что уже в первый день нам разъяснили, что ко всем к ним следует непременно обращаться, как и принято в нашей армии, со словом «товарищ», но все-таки по-особому: «боец-переменник», так как, в отличие от нас, они относились к переменному составу, а мы – к постоянному. Тогда до меня дошло, что он, боец-переменник, покинет штрафбат либо совершив подвиг, либо по ранению, или, в конце концов, по истечению срока, на который направлен офицер в штрафники за свои прегрешения, а он больше трех месяцев не бывает.
Мы же, постоянный состав, остаемся в нем постоянно, не на 1–3 месяца, как штрафники, а кое-кто из нас, как оказалось, даже на год-два и более! Правда, на практике мы вскоре убедились, что это слово «боец-переменник» не привилось, и его сами штрафники сократили до «боец», например: «Товарищ лейтенант, боец Иванов по вашему приказанию прибыл». Да и офицеры постоянного состава сами считали это более справедливым, не напоминавшим об их «особом ранге» и, как было принято во всей армии, говорили, например: «Боец Иванов, ко мне». Потом, уже после войны мне приходилось читать, что где-то их, штрафников, называли, например, «штрафной капитан» и т. и. В нашем батальоне такого не практиковалось.
Эти факты в пух и прах разбивают домыслы всяких недобросовестных писателей и киношников о тюремно-лагерных взаимоотношениях в штрафбатах. К своим командирам штрафники обращались строго по-уставному, например «товарищ лейтенант», а не «гражданин начальник» или «гражданин лейтенант», как домысливают это современные «знатоки» нашей военной истории. В этом стандартном воинском обращении чувствовалось совершенно нестандартное уважение, даже ко мне, еще необстрелянному лейтенанту, ставшему командиром тех, кто вчера еще был майором, а то и полковником, не раз бывавшим в огненной перепалке боев. Со временем и эта особенность мне стала понятна: ведь от штрафбатовского командира зависит во многом судьба штрафника, именно командир поведет их в бой, и от того, насколько умело он будет управлять своим подразделением, может зависеть и жизнь, и возвращение «бойца-переменника» в офицерский строй.
В окопах не утихали эмоциональные разговоры о том, что батальон удостоил чести посещения сам Рокоссовский. Оказалось, буквально за день-два до нашего появления в штрафбате, сразу же после того, как батальон понес большие потери и в переменном, и в командном составе, в окопах батальона побывал командующий фронтом генерал Рокоссовский. Сколько было впечатлений у тех, кому посчастливилось поговорить с ним, увидеть его! Буквально все восторгались его манерой разговаривать спокойно и доброжелательно и со штрафниками, и с их командирами. Мне оставалось только сожалеть, что не довелось быть свидетелем этого памятного события.
Несколько дней мы прожили в окопах вместе с начальником разведки Борисом Тачаевым, там мы и познакомились поближе. Я узнал, что он, как и я, в армии с первых дней воины, даже в военное училище поступил, упредив ее на день, 21 июня. До фронта успел окончить два военных училища, вначале интендантское, а затем доучивался в пехотном. Воевал под Сталинградом, после ранения и госпиталя получил назначение в штрафбат, в отличие от меня – как имеющий боевой опыт.