Шпионские истории - стр. 40
Нужно отметить, что шпиономания возникла уже в начале войны, когда солдаты требовали патронов и снарядов, а их не было, когда противник буквально заваливал наши окопы пулями и осколками. Особенно эта зараза свирепствовала в тылу, когда чуть ли не в каждом немце или еврее наши воины видели шпиона, вредителя, лазутчика. Это не была бдительность, это было умопомрачение, поддерживаемое военными властями.
Известный русский поэт В.Я. Брюсов, как очевидец этого процесса, писал:
«…наши солдаты, например, глубоко убеждены, что немцы отравляют колодцы, хотя вряд ли это осуществимо уже в силу технических трудностей. Во всяком случае, немцы стреляют из окон по проходящим русским, ночью пытаются зарезать сонных и т. п.».
Выдающийся российский и советский военный теоретик, публицист и педагог Александр Андреевич Свечин называл этот процесс «суеверием». В одной из лекций, прочитанной перед слушателями Академии Генерального штаба РККА, он говорил:
«Надо опасаться легенд о шпионах – они разъединяют доверие друг к другу, которым сильно государство…Сеется страх перед шпионами; создается какая-то тяжелая атмосфера общего предательства; в народной массе ежедневно тщательно культивируется тупая боязнь; а страх измены – нехороший страх; все это свидетельствует прежде всего о растущей неуверенности в своих силах…Ум человеческий отказывается искать простые объяснения грозных явлений. Серьезные неудачи порождают всегда и большие суеверия. В числе таковых, тесно связанных с поражением, наиболее видное место занимают суеверия о шпионах… Жертвы нужны – человеческие жертвы – объятому страхом людскому стаду».
Думается, в такую полосу подозрительности попал и Мясоедов. Некоторые современники пишут, что, конечно, нет дыма без огня, но полностью валить вину на полковника, далеко стоящего от руководства войсками, за поражения наших армий под Варшавой и в заснеженных Августовских лесах Восточной Пруссии нельзя. Одно дело – подозрения, другое – факты, улики, следы преступления.
Давайте посмотрим на ход разработки шпиона и следствие.
18 февраля 1915 года по инициативе начальника разведки и контрразведки Северо-Западного фронта Н.С. Батюшина и генерала-квартирмейстера М.Д. Бонч-Бруевича был арестован и обвинен в шпионаже и мародерстве начальник разведки 10-ой армии, полковник Мясоедов.
Главной уликой против предателя были показания подпоручика Якова Павловича Колаковского, попавшего немцам в плен и изьявившего желание вернуться на родину, согласившись работать на немцев. Допрашивал его Батюшин. В числе традиционных вопросов были и такие:
– Как и при каких обстоятельствах вам удалось заинтересовать германскую разведку? – спросил Николай Степанович.
– В лагере я инициативно обратился к одному из охранников с вопросом, не смог бы он меня свести с сотрудником спецслужбы. Он кивнул в знак согласия, и скоро я беседовал с офицером разведки.
– Как его фамилия?
– Лейтенант Бауермейстер. Он и «завербовал» меня. После непродолжительных курсов я был переправлен через границу все тем же офицером, а скорее бежал из плена через Стокгольм. Там я вышел на военного агента (атташе. – Авт.) полковника Кандаурова и рассказал о своей одиссее.
– Какое задание вы получили от Бауермейстера? Назовите явки, пароли, способы связи с разведцентром, – строго спросил Батюшин.