Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - стр. 42
Он был аккуратно одет, ростом немного ниже Гилшера, с длинным, продолговатым лицом, слегка выступающей челюстью – несколько сурового вида – и парой золотых или серебряных зубов. Спокойный и выдержанный, Толкачев не озирался нервно по сторонам, придерживался темы беседы и четко отвечал на вопросы.
Когда Гилшер спросил, взял ли тот блокнот, Толкачев извлек его из пальто. Обычно Гилшер носил с собой портфель, но в этот раз оставил его дома, полагая, что на празднике он будет выглядеть неуместно. Он заткнул блокнот за ремень и почувствовал, как ледяной воздух закрался под одежду.
Затем он задал Толкачеву вопрос, который мучил их всех: по каким соображениям тот идет на такой огромный риск? Толкачев неохотно ответил, что это вопрос сложный и его обсуждение потребует много времени.
Гилшер продолжил попытки: почему?
Толкачев ответил только, что он “диссидент в душе”.
У него тоже был вопрос к Гилшеру. Он хотел знать, сколько Соединенные Штаты заплатили Беленко, пилоту МиГ-25, который перелетел в Японию в 1976 году. Гилшер предвидел этот вопрос. Он сказал, что не знает, сколько получил Беленко, но предложил Толкачеву за сотрудничество тысячу рублей в месяц. Толкачев попросил у Гилшера 10 тысяч рублей за уже выполненную работу. Гилшер сказал, что проблемой это не будет, и пока выдал Толкачеву одну тысячу рублей. Это была до смешного маленькая сумма, где-то три месячных зарплаты советского академического ученого средних лет, тогда как ценность даже тех разведданных, которые Толкачев уже прислал, составляла для США десятки миллионов долларов{102}. Гилшер передал Толкачеву список из нескольких дополнительных вопросов, чтобы тот ответил на них при следующей встрече.
Гилшер предупредил Толкачева, что деньги часто становились причиной раскрытия агентов. Он напомнил, что в 1977 году в Москве арестовали двух агентов (об этом писали в газетах), и сказал, что это произошло из-за денег. Он погрешил против истины – арестованы те были по другим причинам, – но Гилшер считал, что это побудит Толкачева серьезно все обдумать. Кроме того, сказал Гилшер, в Москве, страдающей от дефицита, и так мало что можно купить. Толкачев признал этот риск и сказал, что будет вести себя осторожно и разумно. Он заметил, что на самом деле его семья не нуждается в дополнительных деньгах. А наличие денег он может объяснить тем, что получил их в наследство от матери, которая недавно скончалась. У Гилшера сложилось четкое впечатление, что для Толкачева деньги – знак уважения, признания того, что его труд ценят.
Во время их прогулки улицы были пусты. Двое мужчин в пальто тихо беседовали, одни среди русской зимы и темноты. Они были немногословны и говорили только по делу. Гилшер, который прежде не выступал в роли куратора настоящего агента, хотел сделать все правильно. Он спросил Толкачева, нет ли у того своего кабинета на работе, в котором он мог бы фотографировать документы. Нет, ответил Толкачев, но если у него будет достаточно тихая камера, он, наверное, мог бы задерживаться в офисе по окончании рабочего дня, минут на 20–30, пока двери не будут заперты, и делать снимки. Гилшера впечатлил этот ответ: он показывал, что Толкачев понимает границы допустимого и как надо себя вести, чтобы не вызвать подозрений. Толкачев сказал, что камера избавит его от необходимости писать столько от руки. Гилшер пообещал скоро передать камеру.