Размер шрифта
-
+

Шпага для библиотекаря. Книга 1 - стр. 6

«…Им больше не стареть, и песен им не петь,
И что на сердце, никому не высказать.
Последние слова наткнулись на свинец,
Да не над всеми обелиски высятся.
Над ними то дожди, то ветер ледяной,
И быль в летах сплетается с легендами,
Ребят не воскресить ни бронзой орденов,
Ни песней, ни муаровыми лентами…»

Поисковики слушают, затаив дыхание. Многие подтягивают, порой невпопад, неумело. Не страшно – отлично идёт, особенно под кружку горячего глинтвейна и ломоть поджаренного на прутике бородинского, от души сдобренного крупной, с чёрными перчинками, солью.

Толик подтолкнул меня локтём в бок.

– А мы, помнится, пели «на четверть века старше нас…» – прошептал он.

Я подумал и мотнул головой.

– Не, только в первом куплете. А в последнем – уже «на полстолетья». Песня-то когда ещё написана…

– Да, в середине шестидесятых, точно… – Толик без перехода сменил тему. – Слушай, насчёт книжек этих – что думаешь?

– Что тут думать? Не знаю. Когда будешь в райцентре – попробуй пошарить по архивам, может, чего отыщешь.

Толик уныло кивнул. Совет из разряда «поди туда, не знаю куда» – веско, убедительно и совершенно бесполезно. Поиск в архивах хорош, когда хотя бы примерно представляешь, что тебе нужно. А тут – что искать? Сведения о передачи части книжного фонда из библиотеки ДК совхоза «Знаменский» кому-нибудь ещё?

И вообще – не книги сейчас интересовали каждого из поисковиков. Им-то ещё можно найти объяснение: в конце концов, совхоз действительно недалеко, и мало ли куда они могли их отправить? А вот ружья времён наполеоновского нашествия – дело совсем другое. Помнится, в тёткином ДК был крошечный краеведческий музей, но там, по большей части, экспонаты, относящиеся к периоду Великой Отечественной…

«… А им хотелось жить семи смертям назло,
Семь раз не умирают – дело верное,
Вперед! – и встали в рост, и шли на танки в лоб
С винтовкой образца девяносто первого.
Нам в памяти хранить простые имена,
Ни временем не смыть их, ни обманами,
Нам в памяти хранить и чаще вспоминать.
Ровесники, не быть вам безымянными…»

Песня закончилась. Я встал, хрустнув суставами – годы, чтоб их…

– Пойду, пройдусь Что-то мне слегка не по себе…

– Опять сердце? – забеспокоился Толик, который был в курсе моих диагнозов – Может, нитроглицерину? Я сейчас сбегаю… Или, хочешь, с тобой?..

Я помотал головой.

– Ерунда, глинтвейна, наверное, перебрал. Посижу на берегу, проветрюсь – и вернусь. А ты оставайся тут, с ребятами, незачем за мной ходить.

Неприятности начались, стоило мне устроиться на табуретке, на том самом болотистом бережку, неподалёку от вытащенной на берег телеги. Сначала сердце заколотилось в диком и каком-то рваном темпе. Руки и ноги онемели, перестали слушаться, в ушах нарастал навязчивый звон, перед глазами поплыли чёрно-кровяные круги.

«…Инсульт? Дурак, отказался от компании Толика, так и помрёшь теперь в одиночестве…» – успел подумать я, когда звон стал оглушительным, и…

II

…просто кресло, и я в нём сижу. Не кожаное – плюшевое, старомодное, судя по подлокотникам. Удобное, но в меру, располагает не к отдыху, а к работе. Стены комнаты – мутносерые и их как бы… нет, что ли? Серая муть твердеет шагах примерно в пяти-шести от кресла, но определить, границу этого «твердения» на глаз не поучается – глазу попросту не за что зацепиться, поскольку нет ни углов, ни плинтусов, ни потолка.

Страница 6