Шоу нашей жизни - стр. 24
– Столько жратвы, а я взял одни баночки. А что еще там было?
Нора пожала плечами:
– Оливковое масло, консервированная кукуруза, малиновый джем, виноградный сок. И еще что-то, не помню.
– Могу я влезть в твой холодильник? – спросил он. – Голодный очень чего-то, аж невмочь.
– Ну, если только совсем невмочь.
– Ага, умираю.
– Не умирай, холодильник к твоим услугам. Правда, я не знаю, найдешь ли ты там что-то интересное.
Она не стала наблюдать за ним и смотреть из-за плеча, когда он разбирал скудное содержимое ее холодильника. Это ему тоже понравилось. Правда, еда тут была явно не на живых людей. Повздыхав над этой бедой и худо-бедно присовокупив к награбленному еще пару каких-то банок из своих запасов, он вернулся к ней в гостиную. Нора все еще лежала на ковре, только теперь она повернулась набок. Увидев его, она приподнялась на локте и с любопытством уставилась снизу.
– Я взял какой-то хлеб или что это… сыр и еще вот, – он показал ей то, что позже оказалось накрытыми фольгой и разложенными в тарелке кусочками жареной курицы. – А больше ничего у тебя там нет.
– Обычно не так плохо, – улыбнулась она. – Просто сегодня доставка с курьером не работает.
– Доставка? – не понял он. – А ты сама что, не ходишь в магазин? Вообще, расскажи мне, как ты живешь?
Ему действительно было интересно, как коротает будни женщина, обосновавшаяся в его доме. Или, по крайней мере, в его собственности.
Нора уселась, сразу же запахнула полы халата и спрятала свои ноги.
– Я никуда не выхожу. Работаю, деньги получаю через интернет, и покупки тоже делаю так же. Заказываю в магазине, а приносят курьеры к задней двери. Мне вообще-то много и не нужно.
Это было очень просто, очень быстро и очень нелепо. Эрик поморгал, а потом все-таки сел рядом с ней и опустил рядом всю еду.
– Ты что и дальше будешь так жить? Надо же куда-то выходить хотя бы иногда.
– Нет, мне и так хорошо.
– У тебя что ли эта… агорафобия?
Ее смех был заразительным и искристым – такой ему приходилось слышать всего несколько раз в жизни.
– Нет, помнишь, мы ходили фотографироваться с Марком? У меня нет никакой фобии. Просто я не хочу никуда ходить.
– Но почему? – принимаясь за фольгу, удивился он. Фольга не хотела отлипать от краев тарелки, и ему пришлось ее разорвать почти пополам.
– Не хочу, – повторила она.
– И что ты все два года вот так будешь сидеть взаперти?
– Да.
– Так нельзя, – покачал головой он. – Надо завести подруг и начать шастать по магазинам. Делать то, что делают все женщины.
– И кто это сказал? Нет, правда, кто?
– Я сказал.
– А мне все равно, что ты сказал, – со сбивающей с ног простотой заявила она. – Я вовсе не горю желанием, чтобы на меня пялились на всех углах только потому, что я вышла замуж за человека, который пятнадцать лет назад успел охмурить полмира своей красивой… своим лицом.
Эрик даже зажмурился. По его мнению логики ее словам очень не хватало, и он решил восполнить этот пробел своими еще не вполне трезвыми доводами – ошибочные намерения, заведомо обреченные на осмеяние.
– У моей славы уже вышел срок годности, – начал он. – Так что никто на тебя пялиться не будет.
– А фотографии вы делали зачем? – приподняв брови, осведомилась она. – Затем, чтобы никто не узнал о том, что у тебя намечается переворот в личной жизни? Кажется, у Марка на наш счет большие планы. Я сама согласилась, так что жаловаться не стану, но все остальное время буду проводить так, как мне хочется.